Татьяна Богатырева - Гамбит

– Какой к черту вот?

– Книга! Тираж в пятьдесят тыщ! – гордо, с придыханием, ответил заправщик. – Про вас! С автографом! Я вам посвящение написал, только не знаю, как вас зовут.

– Ильяс Блок, – ответил Ильяс.

– Ильяс Блок… – повторил мужичонка, выводя на форзаце каракули. Потом сунул ему свежеподписанную книгу: – Берите же! Ильяс Блок, здорово! Такое имя… – Глаза у мужичка загорелись, он потянул из кармана форменной желтой жилетки засаленную общую тетрадь. – Такой роман будет…

Сунув книгу в сумку, надо будет Лильке показать, пусть тоже посмеется, Ильяс газанул с места.

Книга – это круто, но Вовчик важнее!

Семнадцатый проезд он нашел. Сначала на карте, а потом, после блужданий по закоулкам, и настоящий. Стройка там тоже была. Весь этот гребаный проезд и был стройкой, пустой и заброшенной. Какого черта тут мог забыть Вовчик, если только не вздумал снимать индустриальный постапокалипсис, Ильяс не понимал в упор! И не собирался ломать мотоцикл о разбросанную по будущей проезжей части арматуру, бетонные обломки и какой-то неопределимый мусор. Потому он осторожно проехал по обочине, там, где можно было проехать, оглядел недостроенное здание, пару раз позвал Вовчика…

Разумеется, без толку, только распугал ворон и поднял стаю бродячих собак.

Ну, Вовчик! Опять все перепутал! Ему что Кутузовский проспект, что Измайловский парк – один хрен. Наверняка сейчас заплутал где-нибудь в Бирюлево!

Ильяс схватился за телефон.

– Где тебя носит? – выпалил в трубку, едва услышав звук соединения.

– А, Илюха! – радостно заорал Вовчик, разумеется, безо всякого хрипа и треска. – Это тебя носит, а мы работаем! Петергоф, фестиваль, девочки, зашибись!

Не дослушав, Ильяс выругался. Петергоф, значит. И шутники. Найду – убью!

– Ты чего злой такой, Илюха? – сбавил тон Вовчик. – Случилось что?

В коротких и емких выражениях Ильяс поведал о шутниках и стройке, где, кроме собак, никого, даже бомжей.

– Ну ты даешь… – Вовчик восхищенно присвистнул. – Приеду – с меня вискарь! Два вискаря!

– Новое колесо с тебя. Арматура, мать ее. Иди уже, работай свой зашибенный Петергоф.

– А ты приезжай, Илюха! Бери Русалочку, и давай, сделаем из нее Наташу Ростову или эту, Анну Каренину.

– Мы подумаем, – хмыкнул Ильяс и отключился.

Русалочку ему! Обойдется.

И надо выбираться из этих бетонных дебрей, пока собаки не сожрали. Что-то у них вид больно голодный.

Выбираться пришлось через шиномонтаж. То есть сначала через шиномонтаж, а потом – через выставку. Позвонил администратор, потребовал, чтобы Ильяс немедленно явился облизывать каких-то английских партнеров господина Элина. Ильяс послал бы администратора вместе с англичанами, но Настасья обещалась сегодня привести Лильку на выставку, вот, значит, оттуда ее и заберет.

На выставке ни Лильки, ни Настасьи он не нашел, и мобильники у обеих не отвечали.

Передумали? Остались дома? Потерялись?!

Поймав себя на том, что уже пробирается к выходу, забыв на хер про англичан, Ильяс заставил себя остановиться.

Выдохнуть.

Подумать.

Ну нет их сейчас – так могли уже уйти. Или еще не дойти. И телефоны отключили, чтобы спокойно потрепаться, девочкам надо иногда поговорить о своем, о девичьем.

Все нормально.

Все отлично!

Это «все отлично» Ильяс повторял про себя все два часа, что его мурыжили англичане, наобещавшие с три короба, но так ничего внятного и не сказавшие, и когда к нему привязалась очередная настырная журналистка:

– Будете ли вы снимать вашу модель для мужских журналов?

– Не буду, недостойны, – по-крокодильски улыбнулся Ильяс, со всеми прочими вопросами послал ее к пресс-секретарю господина Элина и сбежал.

Нечего терять время с акулами пера, когда дома ждет Лилька, в «Седьмом небе» – заказанный столик, а в шкатулке – его обручальное кольцо. Домой, скорее домой!

Едва забежал в подъезд, стряхивая воду с волос, – к вечеру небо затянуло, и пошел мелкий дождь, а шлем он в спешке забыл, – из своего окошка высунулся консьерж.

– Илья Сергеич, вам конверт, зайдите, будьте любезны.

– Потом, – отмахнулся Ильяс: и так поздно, Лилька заждалась.

Взбежав на четвертый этаж, он отпер дверь, крикнул с порога в темноту квартиры:

– Капелька!

Она не отозвалась, зато с тумбочки спрыгнул Тигр, потерся об ноги и пошел на кухню, задрав хвост. Жрать хочет, зверюга. Сбрасывая мокрую куртку, Ильяс прислушался: вода не журчит, никто в ванной не поет? Нет. Никто не плескался и не мурлыкал обрывки мелодий.