Дылда Доминга: Erratum (Ошибка) - 2 (СИ)

— Ты снова это делаешь, — услышала она голос Снглафа, и ее наставник, незримый для остальных, появился рядом с ней на земле.

— Делаю что?

— Слишком жалеешь их, растрачивая дары впустую.

— Они — не пусты. Загляни им в души, Синглаф, — возразила Икатан.

— И споришь со мной, — закончил он, — Всегда споришь со мной.

— Нет, наставник, — Икатан опустила голову, выражая свое раскаяние, и засмотрелась на то, как прыгают воробьи своими крохотными пружинящими лапками по земле в поисках семян и крошек, и как ловко поворачивая голову, замечают все вокруг, безошибочно угадывая того, кто готов их накормить и приближаясь к нему на безопасное расстояние.

— Ты не слушаешь меня, — вздохнул Синглаф, — я никогда не понимал, как быстро ты подпадаешь под очарование мира. Иногда мне кажется, что лишь Творец, создавая его, мог быть также очарован. И тогда я ощущаю, что никогда не смогу тебя понять.

— Прости, Синглаф, — очнулась она, глядя в его глаза цвета хмурого предгрозового неба. Он был по-особому красив: помимо внешности, в ее наставнике была незримая глубина и мудрость, и он ближе других стоял к Творцу.

Сингаф вздохнул, так и не поняв ее взгляда.

— Возвращайся, — сказал он, — нам надо поговорить о чем-то более серьезном, чем земные труды.

— Хорошо, — кивнула Икатан, и Синглаф растворился. Вокруг вновь были лишь люди, птицы, улицы города и звуки-звуки, бесконечный поток звуков, которых не было на небесах, где царил мир и покой. Суматоха утомляла братьев, для нее же — она была музыкой этого мира, его звучанием, неотъемлемой частью, а небеса иногда казались чересчур неживыми, идеальными. Икатан ужаснулась своей последней мысли. “Кто же я?” — вновь прозвучал в голове вопрос, и на него все также не нашлось ответа.

— Деточка, скажи, где тут аптека? — неожиданно спросила подошедшая старушка, заглядывая Икатан в лицо и взявшись за рукав ее пальто.

— Вон, на углу, — отозвалась девушка, а на душе по-прежнему было неспокойно от промелькнувшей мысли.

— Спасибо, деточка, совсем уж глаза слабые стали, в трех метрах не вижу ничего, — отозвалась бабуля, продолжая цепляться за ее руку. — Ох, смотрю сердце-то у тебя не на месте, — вздохнула старушка, то ли угадав случайно, то ли проникнув каким-то чудом в самую суть Икатан.

— Почему вы так решили? — мягко спросила девушка, бережно ведя ее к аптеке.

— Так пожила я уже, видела всяко, — прокряхтела рядом бабушка, тяжело переставляя ноги. — И как зовут его?

— Кого? — удивилась Икатан.

— Друга твоего сердечного.

Девушка задумалась. И на ум ей не приходило ничего, кроме имени Синглафа, но он не был ее сердечным другом, он был одновременно и кем-то большим и никем. Как объяснить пожилому человеку, что они такое?

— Что, сама еще не решила? — тем временем продолжала старушка, лукаво улыбаясь. — Вон ветер сметает листья с деревьев, холод подступает со всех сторон. А ты тут стоишь, держишь старуху немощную за руку. А кого б хотела держать?

— Ни… — раскрылись губы Икатан и замерли. — Никого, — закончила она, но ощутила в окончании что-то неверное, неправильное. — Все так, как и д’олжно, — продолжила она фразой, которую десятки раз слышала от Синглафа.

— Уж и не знаю, кто тебе голову так заморочил, — посетовала бабушка, — только не так это. Есть у тебя кто-то, кого выбрало сердце. Даже если ты еще и не поняла.

— Вот аптека, — прошептала сбитая с толку Икатан, опуская руку и разрывая их контакт.

— Да? Ох, спасибо, — запричитала та, — я бы ее еще полдня искала. — И стала тихонько подыматься по ступенькам вверх.

Икатан была не на шутку встревожена, впервые. Старая женщина смогла отыскать ключ к ее тайне. Теперь она поняла, что кто-то внутри нее знал ответы на ее вопросы, знал то, что не давало ей покоя. Кто-то совсем незнакомый, и возможно не только ей, но и ее братьям, кто-то, для кого ее имя и труды не значили ничего.

— Ох, — вздохнула она эхом старушке, и приложила руку к груди там, где у людей было сердце. Оно болело и билось, ей показалось, что билось, она слышала стук под своими пальцами. А глаза стало резать, словно в них попали осколки. Призвав мир и покой своего дома в свидетели, Икатан взяла себя в руки, еще раз бросила прощальный взгляд на наступающую осень и стала растворяться в воздухе, возвращаясь обратно.

2

Синглаф ходил из стороны в сторону, свет снопами вырывался из его тела, ослепляя глаза. Но Икатан никогда их не отводила и не закрывала, зная, что смотреть могут только достойные. И пусть она пока не была лучшей из них, но не хотела отказываться от надежды стать таковой однажды. Только вот никогда прежде она еще не видела наставника в таком настроении. Если бы он был обычным человеком, она бы решила, что он нервничает.