Непонятным осталось, как и почему начался пожар. Я попросту не видела этого: как раз с этим моментом совпало ощущение, что я как-то защитилась и нужно что-то завершить.
Почему-то казалось, что именно тогда я умерла в своем теле и каким-то образом притянулась в это. И что на самом деле «защитить» и «завершить» относилось вовсе не ко мне, а к ребенку.
С этим нужно было разобраться, но… нет, не сейчас! О «муже» тоже думать не хотелось, его смерть воспринималась как подарок судьбы, и сжимало застарелой тоской сердце, когда вспоминался мой, настоящий, с юности и на всю жизнь любимый.
Оставались студенческие времена и связь с Никитой, но с этим все было ясно без особых раздумий. Богатенький умненький мальчик, не обремененный совестью, и наивная дурочка — история стара, как мир.
Наверное, за Макса она выскочила из обиды, желания что-то кому-то доказать.
Вполне возможно, что внешнее сходство с Никитой тоже сыграло роль. А может, и не только внешнее? Совести не было у обоих, уж это точно. И девчонку оба ни в грош не ставили. Вот есть же дуры, которые постоянно наступают на одни и те же грабли! Здешняя «я», кажется, была как раз из таких.
За окном уже занимался рассвет, прозрачно-синий, сверкающий поздними звездами и звенящий далеким петушиным криком. Я сходила в туалет — все вчерашние ушибы дали о себе знать, ноги подкашивались, в голове плескалась боль, и пришлось придерживаться за стену. Вернувшись в комнату, я долго сидела, глядя на сладко спящего Олежку. «Дурой была твоя мама, малыш, самой настоящей дурой. Не знаю, как и почему я очутилась на ее месте, но раз уж так вышло, я тебя не брошу. Все у нас с тобой будет хорошо, обещаю».
Снова вернулось пойманное во сне ощущение, что клятвы и обещания в этой новой для меня жизни — не пустые слова. Как будто кто-то услышал и сказал безмолвно, но внятно: «Я запомнил». Наверное, странно, что наяву меня это испугало меньше, чем во сне
— но, с другой стороны, чего бояться? Бросить на произвол судьбы ребенка я бы не смогла в любом случае.
* * *
У Веры мы прожили неделю. Первые три дня я поднималась с постели только для того, чтобы умыться, сходить в туалет или поесть. Болела голова, ныло тело, подкашивались от неимоверной слабости ноги, а донести до рта ложку, не растеряв еду, казалось почти непосильным делом. Сменную одежду для меня и Олежки Вера принесла из моего дома сама.
Почти все время я спала — и видела сны. Они отпечатывались в памяти, цепляясь один за другой, вставая на правильные места, выстраивая картину моей здешней жизни. Я принимала их как данность, не пытаясь обдумывать, анализировать или сомневаться. Это потом, после. Сейчас мне нужна была информация, и я знала, что сны дают ее. Я не сомневалась, что все увиденное — правда. Несколько раз в снах мелькали уже знакомые мне люди: Вера, ее муж Илья, старшая дочь Лена и младшая Натуся. Во сне Лена играла с моим Олежкой и читала ему книжки точно так же, как наяву, и я знала, что часто просила девочку посидеть с малышом. Ей нравилось возиться с детьми.
С Верой мы общались чисто по-соседски: присмотреть за детьми, одолжить немного соли или луковицу, поделиться интересным рецептом. Наши мужья ограничивались формальным «привет, сосед»: Илья не уважал людей, не умеющих вовремя остановиться в выпивке, а Макс отзывался о нем презрительно: «чистоплюй».
Никиту и приятелей по учебе я больше не видела, и похоже было на то, что доучиться «мне» не пришлось. Выскочила за Макса так быстро после свадьбы Никиты, что вряд ли это было обдуманным и осознанным решением. Скорее уж от вселенской обиды и в помрачении рассудка.
Эту свадьбу я увидела во всех подробностях, и молодожены вовсе не показались мне счастливой парой. Хотя Макс явно был рад женитьбе. Кидал на невесту вполне однозначные взгляды голодного самца, ухмылялся пошлым шуточкам друзей. Иногда и руки распускал — в пределах приличий, но все же. То приобнимет покрепче, то ладонь соскользнет с талии пониже. В общем, картинка «не слишком романтичный жених, с нетерпением ожидающий первой брачной ночи».
Невеста ничего не замечала. Бывает, что витают в облаках от счастья, но здесь скорее было похоже на полное и беспросветное отчаяние. Девчонка попросту поставила крест на собственной жизни. Спрашивается, зачем ей это понадобилось? За нелюбимого — назло?
Кому назло-то, Никите, всему миру или себе самой? Дура, ой дура…
Свадебный обряд царапнул меня чем-то непривычным, и это было странно — уж свадеб я на своем веку перевидала. Но самое странное — я не могла понять, что не так.
Читать дальше