Дарья Кузнецова - Симбиоз

Здесь неожиданно помог тот факт, что пета то и дело кувыркалась в воздухе, дезориентируя меня и без перемещений по её поверхности. Поэтому оказалось проще поверить никуда не убегающему «полу», чем то и дело меняющимся местами небу и океану.

Сложнее всего оказалось перевалить через нос. Я знала от мазура, что зубов у этого существа нет, что оно, подобно киту, питается планктоном, фильтруя воду, поэтому укусить не сможет — нечем. Вместо рта у неё было несколько параллельных узких щелей, не открывавшихся широко, но всё равно было страшно. Особенно — когда пета вдруг зависла в воздухе, а потом камнем ринулась вниз. Я едва поборола иррациональное глупое желание отцепиться и спрыгнуть с обезумевшей зверюги: пока у меня был неплохой шанс выжить, а вот отрастить человеку крылья мазур не мог.

Вышла из пике пета под таким углом и на таком расстоянии от воды, что я едва не сбила спиной гребешки волн, а от мгновенной перегрузки заломило все мышцы разом и что‑то щёлкнуло в шее. И это несмотря на помощь симбионта! Без которой меня, кстати, давно бы уже укачало до состояния «прощай, жизнь!».

Здесь причина страданий петы сразу прояснилась: на брюхе несчастного зверя обнаружилась здоровенная местная пиявка — студенистое серо — зелёное червеобразное существо длиной в полметра и толщиной в две моих руки. От мазура тут же пришла справка, что это никакая не пиявка, а существо гораздо менее безобидное: вместо пары глотков крови оно бесцеремонно вгрызалось в тело жертвы, проделывало дыру в шкуре и начинало заживо пожирать добычу. Наевшись, откладывало в тело носителя личинки и умирало.

Меня от одного внешнего вида этой гадости начало мутить, а после справки симбионта вообще захотелось зажмуриться и срочно вызвать «скорую помощь». Но, с другой стороны, новость об опасности этого паразита для петы мобилизовала и заставила поспешить, тем более, судя по всему, паразит уже почти прогрыз плотную шкуру.

Отодрать скользкую желеобразную дрянь от жертвы оказалось не так‑то просто. Спасибо, опять же, мазуру, причём не столько за физическую помощь в удалении «клеща», сколько за изумительные «перчатки», позволявшие не чувствовать прикосновений к телу этой гадости. Мутило всё сильнее, а тут точно стошнило бы. Но зато за борьбой с вредителем я напрочь забыла, что болтаюсь вниз головой на брюхе инопланетной зверюги. Я мысленно уговаривала её потерпеть и не бояться, при этом упрямо выкручивая не желающего так просто расставаться с добычей глиста — переростка.

В итоге грубая сила всё‑таки одержала победу над неразумной тварью, и я мстительно расплющила голову паразиту. Нет, я понимаю, что в природе всё взаимосвязано, на Земле тоже полно наимерзейших форм жизни, а от этой гадости наверняка есть какая‑то польза и кто‑то наверняка ими питается, но справиться со злостью и отвращением не получилось.

Стоило убрать раздражающий фактор, и пета очень быстро успокоилась, притихла и послушно спикировала к самой воде, позволив мне умыться и отмыться от останков поверженной твари. Правда, здесь мой организм решил, что хорошего понемногу, и он уже достаточно долго терпел, чтобы позволить себе избавиться от остатков завтрака.

Озадаченная такой запоздалой реакцией, я, тщательно умываясь и полоская рот, обратилась к мазуру за разъяснениями и получила виноватый ответ, что, дескать, да, это он подрегулировал рефлексы, но честно не стал полностью гасить, а просто подождал удобного момента. И, мол, если мне это не нравится, он очень извиняется и постарается в следующий раз обойтись без самодеятельности. Пришлось успокаивать уже его и благодарить за своевременное вмешательство.

Пока преисполнившийся служебного рвения симбионт пытался сориентироваться в пространстве, я налаживала контакт с уже вполне вменяемой петой. Та была полна раскаяния и благодарности и, можно сказать, пыталась подлизываться. Выразилось у неё это только довольно странно, во вдумчивом макании меня в воду. Из наилучших побуждений и исключительно в порыве благодарности, ага.

Но вскоре общий язык был найден, пета сообразила, что такие игры меня совсем не радуют, и притихла. Я же в ожидании новостей наконец‑то расслабленно вытянулась на гладкой шкуре, чуть свесившись вперёд и почёсывая ездовой зверюге нос: мазур утверждал, что там у неё самое чувствительное место. А пета в ответ тихонько посвистывала, изображая урчание, и мелко вибрировала всей тушей. Ощущение было забавным.