Евгения Соловьева - Загробная жизнь дона Антонио

Неожиданно.

Марина же скромно смотрела в палубу и незаметно, ножкой, отпихивала черную мохнатую тварь, явно желающую на ручки. И только когда дон Карлос к ней обратился с приветствием, что-то ответила, так тихо, что Тоньо не расслышал.

От зрелища грозного пирата Моргана, одетого в мятые шелковые юбки и кокетливый френчхуд – да, зрение и чутье не обманули Тоньо, части жемчужин не хватало, – безумно хотелось смеяться. Все это было настолько нереально, настолько похоже на пьесу Лопе де Вега!

Но смеяться было нельзя. Марина обидится. Тем более что мятые юбки ничуть не вредят ее красоте. Она будет самой прекрасной девушкой на свете, даже завернутая в джутовый мешок.

Одноглазый тем временем подобающе поклонился и показал дону Карлосу письмо. Что-то пробасил, тоже негромко, расслышалось разве что: «Господину капитану…»

Тоньо больше всего на свете хотелось кинуться к ней, подхватить на руки, заглянуть в глаза и спросить: «Ты пришла, чтобы остаться со мной, моя Марина? Или ты хочешь забрать то, что осталось от моей души, – и посмеяться надо мной? Ведь так просто сейчас, когда капитан «Ласточки» склонится к твоей руке, вытащить кинжал и ударить. Всего один раз. Тогда тебе никогда не придется бояться огня.

Потому что я позволю тебе нанести этот удар. Потому что я не могу позволить тебе только одного: умереть. Потому что без тебя мой огонь сожжет меня дотла».

Он подошел к «спасенным пленникам» неспешно, как подобает капитану. Поклонился благородной донне, представился, с внутренней дрожью ожидая либо казни, либо помилования.

Поймал ее взгляд, полный надежды и тепла.

Увидел улыбку – чуть растерянную, напряженную, словно она не была уверена, примет ли он ее, вот такую.

И только тогда поверил: она пришла без кинжала за пазухой. Выдохнул спокойно. И, кажется, немножко опьянел от счастья: отвесил донне еще один галантный поклон, что-то такое сказал куртуазное о счастье видеть посреди этих диких вод столь прекрасный и нежный цветок, озаривший своим светом его мрачное существование. По блеску ее глаз – опущенных долу, как полагается, – понял, что несколько переборщил с куртуазностью. Ну и ладно. Все равно она тоже не будет над ним смеяться – вдруг он обидится?

Она не стала смеяться, лишь подала ему руку для поцелуя – прелестную загорелую руку с тонкими пальчиками и мозолями от клинка, сразу видно, плен у пиратов был полон лишений и испытаний. А ее старпом – то есть добропорядочный слуга – представил ее.

– Леди Морвенна Лавиния Вудвилл, – прогудел он; в его голосе Тоньо почудилась смесь гордости и нежности, словно Марина была не его госпожой и капитаном, а любимым ребенком.

– Донна Морвенна, – повторил Тоньо, склоняясь к ее руке.

Красивое имя Морвенна, но Марина ей подходит больше.

И, лишь пообещав прекрасной донне каюту, ванну и достойный ее красоты завтрак, Тоньо протянул руку за письмом. Одноглазый пират подал его осторожно и опасливо, будто это был не кусок бумаги, а бочонок пороху с зажженным шнуром. А Марина стрельнула на него глазами из-под опущенных ресниц и мило порозовела.

О, боже. Где этот Лопе, чтобы запечатлеть сию достойную сцену?!

Когда Тоньо развернул письмо, потребность в драматурге для запечатления стала необходимостью. Написано было крупными кривыми буквами, в основном по-испански, но кое-где автору не хватило слов, и он добавил французские и английские, а для лучшего понимания – завитушки в самых неожиданных местах… о, боже, что это было за письмо! От одного его вида хотелось не то плакать от умиления, не то смеяться.

Но вот содержание, когда Тоньо удалось разобрать, что же такое хотела сказать ему Марина…

Моряки с «Розы Кардиффа» и «Ульфдалира» сообщали его сиятельству графу де ла Вега, что питают к нему самое глубокое и неподдельное уважение и посему считают своим долгом отдать ему капитана Моргана, посмевшего разгневать сиятельного дона. Но так как каналья Морган сопротивлялся и не желал принести сиятельному дону извинения, новый капитан «Розы Кардиффа», избранный честным голосованием команды за благоразумие, выкинул его за борт как образчик глупости и дерзости и теперь покорнейше просит сиятельного дона не гневаться, а отпустить «Розу Кардиффа» и «Ульфдалир» с миром. В этом случае капитан и команда клянутся до скончания века уважать, почитать и молиться за сиятельного дона, никогда не нападать на корабли под флагом Альба и вообще готовы служить сиятельному дону и Испании верой и правдой за скромное вознаграждение. Особенно если сиятельный дон будет так любезен донести до сведения Ее Величества королевы Испанской всемерное раскаяние и пылкое желание искупить свои грехи верной службой.