МАРИНА СУШИЛОВА - Об этом… или Интервью с ведьмой

Началась учеба. О, как мне нравилось выводить на белом глянцевом листке кружочки, палочки, буквы и цифры! Я так старалась, так старалась, и мое усердие было щедро вознаграждено! Мои тетради были идеальны, очень скоро в них появились ласкающие надписи: «Очень хорошо!», «Отлично, Оля!», «Молодец!» По несколько раз в день я открывала тетради, хвастаясь всем напропалую: девчонкам в классе, соседу по парте, который показывал мне язык (у него в тетрадках подобные записи появлялись очень редко), родителям, знакомым, дедушке с бабушкой. И все они улыбались мне и хвалили. Так продолжалось долго, очень долго, класса до восьмого. Учеба давалась мне легко, дневник и классный журнал были усеяны, практически, одними пятерками. Если же очень редко промелькивал балл пониже, я с жаром хваталась за учебники и быстро выправляла положение. Учиться было интересно. Стоит ли упоминать, что я была отличницей? Сейчас я понимаю, что это было счастливейшее время в моей жизни! Но все проходит быстро, а счастливые дни – в особенности.

В восьмом классе к нам пришла новенькая. Едва она вошла в класс, как я внутренне обмерла. Мне показалось, что это та самая Леночка, завистью к которой я мучилась в детском саду. (Теперь-то я знала, что это чувство называется завистью). Девочка была гораздо выше меня ростом, белокурые волосы небрежными локонами разметались по спине, большие серо-голубые глаза смотрели на окружающих с неподдельным интересом, правильные черты лица оттенялись нежным румянцем. По классу прокатился мальчишеский рокот восторга, потом стали раздаваться выкрики:

– Как тебя зовут?

– Садись к нам с Мишаней, мы подвинемся!

– Откуда ты?

Классная еле уняла шум и представила новенькую:

– Галина Хрусталева теперь будет учиться в нашем классе. Прошу любить и жаловать! Галочка, (она именно так и сказала, наша строгая, непримиримая классная Нинка!) как у тебя со зрением?

– Спасибо, хорошо, – зарделась Хрусталева.

– Ну, тогда садись за предпоследнюю парту, а то у нас Калезин в гордом одиночестве мается. А ты, Калезин, смотри у меня!

– А, чо я? Чуть что, Калезин… Я ее еще и пальцем не тронул.

– Я тебе трону!

– Да что Вы, Нина Ивановна, пугаете мной, как монстром каким-то! Разве такую беленькую да хорошенькую можно обидеть? Ее любить надо.

Что ты имеешь в виду?

– Товарищеские чувства одноклассника к однокласснице, конечно же. А Вы что имеете в виду, Нина Ивановна?

Классная покраснела и стала, молча, раскрывать классный журнал.

За время этой перепалки новенькая успела обосноваться за столом, выложить учебник, тетради, ручки, карандаши, линейку, ластик. И все это так невозмутимо, словно разговор ее совсем не касался. Все головы были повернуты к предпоследней парте, но взоры были прикованы не к перепирающемуся Калезину, а к новенькой.

Между тем, Нинка начала опрос. Новенькую пока не спрашивали. И воспользовавшись передышкой, она наклонилась к Калезину и шепотом спросила:

– Тебя как зовут?

– Юра.

– Приятно познакомиться, – и она протянула узкую кисть.

Юрик шутливо пожал протянутую руку.

– Мне тоже.

В тот день меня ждал удар. Пока шел опрос, Хрусталева сидела тихо и смирно. Затем, по обыкновению, химичка загрузила нас практической работой – задачками. Мне еще предстояло решить последнюю, когда услышала: «А ты, молодец!» В первый момент я даже не поняла, что классная обращается не ко мне, ибо, в нашем классе этот химический набор могла переварить только я. Но Нинка стояла рядом со столом новенькой и явно смотрела в ее тетрадь!

– Иди, Галина, к доске, – торжественно сказала классная, – и объясни классу решение третьей задачи.

Новенькая подошла к доске, старательно стерла ранее написанное и, не торопясь, но как-то очень аккуратно и хорошо стала выстраивать на доске решение. С каждым ее словом меня все больше охватывало раздражение. Даже нежный голос стал казаться тонким и писклявым. Пытаясь унять себя, я старалась не слушать объяснений, но что-то черное стало затапливать душу, опускаясь мраком на разум. В это мгновение мне стало понятно, что меня посетила ненависть, впервые в жизни.

С этого дня ненависть поселилась во мне, как болезнь. Занятия потеряли свою привлекательность, размышления о том, как бы подставить подножку новенькой одолевали меня во время уроков. Я становилась рассеянной. Классная что-то заметила, но приплела это поначалу к переходному возрасту. Однажды она даже попыталась пошутить: «Ну, всех весна одолела, даже наша Оля о чем-то мечтает всю химию напролет!» Но я не мечтала, в моей голове теснились злые мысли. То мне хотелось остричь новенькую налысо, нет, чтобы у нее завелись вши и ее обрили налысо! То, чтобы ее покусали собаки; то, чтобы у нее пропал голос – ее противный тонкий голос, который звучал теперь практически везде: она отвечала у доски, смеялась на переменах, окруженная моими одноклассниками и одноклассницами. Даже моя подруга Вера переметнулась поначалу к ней, но, видя, что со мной твориться что-то неладное, поинтересовалась о причине. На мой вопрос: «Что вы в ней все нашли?» – Вера закатила глаза и молитвенно сложила руки: «Так ведь она, прелесть!» Да, с новенькой носились все. Даже старшеклассники уделяли ей внимание. Правда, внимание несколько иного рода.

Читать дальше