Кирстен Уайт - Хаос звезд

Я стала тонуть. Раньше мне никогда не приходилось быть в воде без мамы, но сейчас её не было, и я не знала что делать. Я огляделась вокруг. Вода заливала и жгла глаза, но я знала — если буду ждать, то мама придёт за мной. Она должна прийти. Она всегда приходит.

Когда грудь заныла так сильно, что захотелось заплакать, и я уже не могла сдерживать дыхание, вода стала цвета чернил, жуткого чёрного цвета. Руки так и не вытащили меня. Руки должны были появиться, и они появились, я вспомнила, но…

Всё становится чёрным, и я не могу дышать, не могу дышать, не могу…

Амон-Ра правил над всеми другими величественными и наиболее могущественными Богами.

Но кто-то должен был воссесть на трон Бога — короля Египта, где царили война и каннибализм.

Страна нуждалась в мире. Осирису было уготовано место Бога — короля Египта, с Исидой под боком (которая до сих пор не уставала говорить о том, какими сказочными были её наряды в ту эпоху). Вместе они обучали людей правильно поклоняться и провели их в эпоху беспрецедентного порядка. Вероятно, им следовало бы больше переживать о том, как брат Осириса — Сет, бог хаоса, будет чувствовать себя после такого поворота событий.

Я дрожу от чрезмерного кондиционирования в аэропорту Сан-Диего. Всё вокруг блестящее, гладкое и холодное, белое и хромированное, и выглядит безжизненным. Сверкают неоновые вывески о продаже еды, от запаха которой мой желудок выворачивается наизнанку, пока я пересекаю огромный зал и ищу выход. На несколько секунд я сильно хочу оказаться в одной из моих редких поездок на уличный рынок недалеко от дома: в пыли, тепле и кричащем хаосе. Там ощущается энергия города как живого существа. Цвета, звуки, всё как одно сердцебиение, как искусство. А в этом городе ощущаются деньги.

Надеюсь, это не единственное, что можно сказать про Америку.

Но я не хочу возвращаться в Египет, ни за что. Я просто невероятно устала. Я совсем не спала во время перелётов и сейчас на грани помешательства от истощения.

Я рада находиться здесь. Взволнованна. У Америки нет культуры. Здесь не чувствуется вес истории, даже вековой, которая бы тянула людей. Ты можешь быть кем или чем угодно; генеалогия, история и религия настолько же мимолётны и неважны, как последний тренд в стиле, который уходит так же быстро, как появляется.

У Америки нет корней. Ничто здесь не длится долго. Сюда-то я и впишусь.

По моим рукам бегут мурашки, и я жалею, что вместо багажа не взяла с собой мамину сумку. В сумке у неё всегда есть именно то, что кому-либо может вдруг понадобиться: перекус, или кофта, или тампон, или противоядие, и так далее, и тому подобное.

Я захожу за угол, и передо мной открывается аэропорт: эскалаторы, ведущие на нижний уровень с выдачей багажа и огромные окна, за которыми видна только тёмная ночь. Я спускаюсь вниз и оглядываюсь по сторонам, а вот и он.

Волосы Сириуса великолепные, блестящие чёрные, очень коротко постриженные. У него мой строгий прямой нос, правда, он также носит очки поверх тёмных глаз. Вы никогда не поверите, что ему тридцать шесть. Он выглядит на двадцать пять, и то с натяжкой. Моё сердце подпрыгивает от счастья и восторга, от того, что у меня появляется что-то знакомое в этом странном новом месте. Он видит меня, ухмыляется и машет свободной рукой.

Тогда-то я и замечаю, что своей другой рукой он обнимает красивую чёрнокожую женщину, голова которой в диких мелких кудряшках и платье без рукавов. У неё огромный-преогромный беременный живот.

Грёбаный потоп, дети захватывают мир .

Резкая боль от предательства обжигает изнутри, и у меня не получается скрыть хмурую гримасу. О чём только Сириус думает? Вот такой он видит свою свободную и независимую жизнь?

И он даже не сказал мне! Ни единого упоминания о девушке, и тем более, о ребёнке.

Я стираю с лица недовольство и натягиваю улыбку ко времени, когда достигаю самого низа, но внутри меня всю колотит. Здесь нет ничего из того, на что я рассчитывала.

— Сестрёнка! — Сириус поднимает меня и кружит в объятиях, хоть я и почти с него ростом.

Улыбаюсь, несмотря на гнев, в шоке от контакта с человеком больше, чем от чего-либо ещё. Я и правда, не могу вспомнить, когда в последний раз кто-либо обнимал меня. Моя мать годами этого не делала. Странные ощущения. Приятные ощущения.

— Айседора, это Дина — моя жена. — Он ухмыляется от распирающей его гордости, когда возвращает меня на землю и смотрит на неё. Она улыбается, всё её лицо сияет, и к ещё большему моему шоку, принимает меня в неловкие, заполненные животом объятия, они не такие приятные. Её голова едва достаёт до моих плеч. Я не знаю, куда класть руки или что делать, или почему эта женщина, о существовании которой я даже не подозревала, вдруг обнимает меня.