— Нет, — согласился он, его губы были настолько мягкими, играя с моей грудью. — Мы принадлежим друг другу. Я твой Мастер. А ты мой Страж.
Он не тратил времени даром; мне и не нужно было больше.
— Моя, — произнес он, врываясь в меня, завладевая моим телом, требуя все, что я могла предложить, а затем еще больше.
— Моя, — прорычал он, когда удовольствие расцвело в моем теле, как живое существо, такое же холодное, как лед и такое же горячее, как огонь, осушая мои разум и душу от всего, кроме Этана. Его разума, его души, его тела и слов, которые он нашептывал снова и снова.
— Моя, — повторил он, каждое слово — обещание, заявление, напор. — Моя, — сказал он сквозь стиснутые зубы, страсть охватила его, так же, как и меня.
— Моя, — заявил он, целую меня с такой дикостью, что я почувствовала кровь, магия возросла между нами, когда он неистово вонзился и застонал как животное, когда его затопило удовольствие.
— Моя, — произнес он, на этот раз более мягко, и потянул мое тело на свое. Взошло солнце, и там, в темноте заимствованной комнаты, мы уснули.
***
Мы проснулись от беспорядочного шума — грохота в дверь, от которого мы оба шарахнулись в вертикальное положение. Солнце только-только опустилось за горизонт, но не достаточно низко, чтобы пробудить нас ото сна.
— Что, во имя Господа? — спросил Этан, его голос был все еще невнятным после сна, волосы больше походили на серфера, чем на в меру пафосного Мастера вампиров.
Грохот прозвучал снова. Кто-то спешил.
Этан двинулся, чтобы подняться с кровати, но я остановила его рукой.
— Оденься. Сначала я посмотрю, кто там. Люк надерет мне задницу, если я позволю надрать твою.
У меня было плохое предчувствие, что это будет одна из тех ночей, о которых я буду действительно, действительно сожалеть, что не могла еще поспать и отложить все на пару часов, будучи взрослой.
Я надела рубашку Этана с прошлой ночи и застегнула ее. Она бы не послужила защитной броней, но за дверью не было врагов, по крайней мере, не в виде ЧДП. Я закалила свою катану кровью и магией, что позволяло мне чувствовать наличие стали и огнестрельного оружия. Я не почувствовала чего-либо снаружи.
Теперь облачившись в строгую и дорогую мужскую одежду — только лучшее для нашего Мастера — я поплелась в гостиную. Катана Этана была около двери; свою я взяла в постель, на всякий случай. Я подняла ее и предостерегающе поглядела в глазок... и обнаружила оборотня на нашем пороге.
— Открывай, Котенок. Я знаю, что ты там.
Я открыла дверь; холодный ветерок послал мурашки по моим босым ногам.
Он стоял в дверях, примерно 1 м. 80 см ростом, мускулистый и с волчьей энергией. Его волосы были рыжевато-коричневого цвета с отливом золота на концах, и они достигали его плеч косматыми волнами. Его глаза были янтарного цвета, и, на данный момент, светились развлечением.
— Котенок, — произнес Габриэль Киин, Апекс Северо-Американской Стаи.
Он внимательно осмотрел меня с ног до головы.
— Надеюсь, я ничего не прервал?
— Сон, — ответила я, скрестив руки на груди. — Мы спали.
Этан встал за мной, с голой грудью, застегивая джинсы.
— Я совершенно уверен, что ты точно знаешь, что прервал.
Гейб широко улыбнулся, обнажая прямые, белые зубы.
— Теперь уже не важно, так как вы оба проснулись. Одевайте свои задницы. У нас есть дела, на которые стоит обратить внимание.
Этан выгнул бровь, его любимое действие.
— Какие дела? Что ты здесь делаешь?
— Я здесь из-за Стаи, так же, как и вы.
Этан хмыкнул.
— Мы здесь, потому что Папа Брек заставил нас заплатить за неразглашение.
Я скользнула взглядом на Этана. Он не упоминал платы Брексам. И эту информацию было бы полезно узнать, прежде чем мы доверим нашу судьбу — прежде чем я доверю его судьбу — в их руки.
— Он заставил вас заплатить, — сказал Гейб, — Но не за неразглашение, как вы думаете. Эти деньги были вступительным взносом.
— Куда? — спросил Этан.
— На Величайшее Шоу на Земле, — ответил Гейб с улыбкой, которую можно было описать только как волчья. — Это первая ночь Луперкалии [10] Луперкалии (лат. Lupercalia от lupus — «волк») — Фестиваль проводился каждый год с 13 по 15 февраля в гроте Lupercal у подножия Палатинского холма, где, по преданию, волчица выкормила Ромула и Рема, основателей Рима. Каждый год луперки, жрецы Луперка из патрицианской молодежи, собирались в этом гроте, где на специальном алтаре приносили в жертву молодых коз и собак, после ритуальной трапезы луперки разрезали шкуры жертвенных козлов, и, вооружившись кусками шкур и раздевшись донага, бегали по городу, стегали всех встречных кусками шкур. Женщины охотно подставляли тела под удары, так как считалось, что удар луперка помогает легче разрешиться от бремени. В Древнем Риме Луперкалии считались заимствованным празднованием древнегреческого бога Пана, который как покровитель стад и охранитель их от волков имел прозвище Луперк. В 496 году Папа Геласий I запретил Луперкалии. Со временем празднование Дня Святого Валентина как дня влюбленных заменило Луперкалии.
.
Читать дальше