Борис Алексеев - Испанская одиссея

От старика отделилась оболочка (пространственный скриншот!). Оболочка была прозрачна и походила на рисунок, выполненный объёмным графопостроителем. «Скриншот» застыл в полуметре от старика и, несмотря на то что старик продолжал двигаться, остался неподвижным. Это был точный слепок старческой фигуры. Так и хочется сказать – прожитой стариком жизни. Я невольно зажмурился и остановился.

– Что встал? – тон старика обрёл волевые нотки.– «Быть или не быть?» – так, кажется?

Я открыл глаза. Скриншот исчез. «Да и был ли…» – подумал я.

Вдруг глубокий грудной кашель завладел дыханием старика и принялся немилосердно сотрясать дряхлое тело. Минут пять старик прокашливал горло и отхаркивал мокроту.

Наконец судовладелец пришёл в себя. Мелькнувшая в момент недомогания чернота во взгляде вновь сменилась на ровный карий brown.

– Ну так что? – старик исподлобья взглянул на меня.– Как поступим, тёзка?

Я в растерянности пожал плечами. Это почему-то разозлило старика. Опираясь на поручи, он привстал со стула и грозно сверкнул глазами. Внезапно проявившаяся сила его характера произвела в моём сознании эмоциональный шок. Мысли смешались в липкий ком страха и разочарования.

– Вот и закончилось ваше сыскное мероприятие, сеньор Шерлок…– я ухмыльнулся сквозь зубы, рассчитывая, что старик меня не услышит.

– Какой такой Шерлок? – вдруг отозвался он.– Впрочем, неважно. Возьми это.

Старик протянул руку. В центре огромной, иссечённой морщинами ладони покачивался на мозолистых бугорках крохотный ларец с белой перламутровой кнопкой.

– Храни его. Пока он с тобой – с тобою удача.

Как только ларец оказался у меня в руке, время замерло, вернее, приобрело резиновые свойства. Оно не шло вперёд, а просто растягивалось, не совершая никакого действия. Эту странную метаморфозу я по- чувствовал по замедлившемуся биению собственного сердца. От внезапного недостатка кислорода меня стало подташнивать, я испытывал лёгкое головокружение, но всё же медлил с уходом, надеясь как-то прояснить смысл происходящего. Однако старик сам положил конец нашему разговору. Он расправил брови и миролюбиво пробурчал:

– Тоже мне Шерлок.

Но тут же отрывисто выкрикнул, сверкнув глазами:

– Вон отсюда, щенок! Баста!

Я побрёл на корму и со знанием дела расположился на жёсткой кормовой поперечине. Положив под голову канатную скрутку, я лежал на спине и смотрел на звёзды. Непогода стихла. Небо прояснилось. Серебристые горошины посверкивали на бархате небосклона, как песчаная отмель в лунную ночь. Звёзды казались настолько рядом, что пару раз я невольно протянул к ним руку.

Сон поелику сморил меня. Несмотря на тягостный разговор со стариком, на этот раз я уснул спокойно и легко, доверив свою судьбу новым биографическим обстоятельствам.

Разбудил меня яркий солнечный луч, брызнувший в расщелину растянутых в небе парусин. Я открыл глаза и первое, что увидел дюймах в двадцати над собой, была улыбающаяся физиономия капитана.

– Господин Огюст,– кэп склонился надо мной, подобно знаку вопроса, изъеденному морскими течениями,– как почивали?

– Спасибо, хорошо,– ответил я, немало удивлённый его вниманием.

– Завтрак готов! – гаркнул один из матросов, подбегая ко мне с подносом, полным разнообразной морской всячины. У подноса были загнуты края, чтобы при качке горшочки с кушаньями не падали «за борт».

– Спасибо…– ещё раз ответил я, стараясь скрыть удивление весьма странным вниманием к моей персоне.

Пока я завтракал, матрос мерно раскачивался надо мной в такт наклонам яхты, однако при любом положении тела он держал поднос строго горизонтально. Окончив завтрак и отпустив матроса, я огляделся.

Первое, что мне показалось странным,– это отсутствие старика. Я несколько раз внимательно обшарил глазами палубу, но хозяина яхты действительно нигде не было… Вокруг меня деловито совершалась обыкновенная морская работа.

Я подошёл к капитану.

– А где старик?

– Какой старик, господин Огюст? – ответил кэп вопросом на вопрос.

Я хотел продолжить дознание, но вдруг запнулся. В голове мелькнула мысль о том, что роль старика в «этом спектакле на водах», судя по изменившемуся отношению команды, каким-то непонятным образом перешла ко мне. Его же самого нет и быть не может, потому что теперь есть… я.

Мой взгляд больше не искал старика за судовыми выступами и нагромождениями неизвестного мне допотопного морского оборудования. Я внимательно всматривался в лица матросов. И каждый из них, когда наши глаза встречались, склонял голову в знак послушания моей ещё не высказанной воле.