Диана Билык - Капитанская дочка для пирата

– И ключ выбросить в море, – недовольно ворчу, но никак не могу оторвать глаз от белокожей фурии.

Волосы – красный шелк. Спутались совсем, пропитались солью и отяжелели. Тонкие пальчики сжимаются и разжимаются, будто девчонка пытается кого-то схватить в болезненном горячечном сне.

Откупориваю бутылку, и в нос шибет запах спиртовой настойки. Лучше, чем ничего. Устраиваю девку так, чтобы получить доступ к ране, одной рукой поддерживаю голову, а второй кромсаю рубашку и, избавившись от последнего лишнего лоскута, изумленно качаю головой.

Ее должно было уложить на месте, но нет. Откуда только силенки взялись?

Вырываю щепку безжалостно, и из горла фурии рвется хриплый крик. Чувствую влагу на руке, девка тихо всхлипывает и скулит. Плачет.

– Больно… – шепот едва слышно, а я промываю рану настойкой и рычу, когда острые зубки впиваются в ладонь. Сильно, до крови.

Переворачиваю девку, чтобы перевязать, и напарываюсь на взгляд синих, как на кинжал, глаз. В зрачках смятение и ненависть, радужки темнеют от гнева, да сил нет, чтобы дать отпор. Ее губы приоткрываются и из горла вылетает, будто снаряд, одно лишь слово:

– Убийца…

– Ой! Твоя игрушечный кораблик потопил? Подумаешь! – ерничаю, а она снова пытается меня укусить. – Лежи смирно, кусака! – отрезаю и, когда она приподнимается и впивается алмазами глаз в мое лицо, легко надавливаю на здоровое плечо и заставляю лечь. Девушка шипит от боли и щедро сыплет проклятиями. Таких даже я не знаю!

Фурия изворачивается и рычит, как разъяренная кошка. Пытается отползти от меня подальше, упирается спиной к деревянный ящик и с трудом подтягивает колени к груди. Смотрит затравленно, впервые в глазах мелькает тень страха и осознания, что угодила в руки врага. Могу даже догадаться, какие мысли крутятся в этой буйной головушке. Встаю на ноги, в полный рост, благо потолок позволяет. Нависаю над девчонкой, как скала. Ей некуда бежать.

– Ты у-убил, – запинается и дрожит, точно осиновый лист, – у-убил папу…

Синеву глаза заволакивает мутная пелена, и девчонка воет, уткнувшись носом в колени. Только слез мне тут не хватает!

– П-пап-а-а!

Молчу. Даю выплакаться. Совершенно не свойственная мне ерунда, но что-то подсказывает, что стоит только надавить, и фурия закроется. Уйдет в себя так глубоко, что не достать будет. Есть в ней какая-то упрямая решимость. Такая скорее глотку себе перережет, но не сдастся.

Сорвав покрывало с сундука с инструментами, бросаю комком в невольницу, разворачиваюсь и иду к лестнице. Пусть повоет немного. И поголодает заодно. Притихнет через день-два. Будет, как шелковая.

Раз уж старик ее теперь кормит рыб, то придется исхитриться и придумать новый план.

Что ни говори, а девка удачно мне под руку подвернулась.

Будь я верующим человеком, то подумал бы, что это судьба.

Ополаскиваюсь в душе. Магические камни стучат друг об друга над головой и, ворочаясь в стеклянной колбе, как скарабеи, нагревают воду в трубе. Мецки – редкая штука на нашей земле, а в море тем более – дорогая, но я могу себе это позволить. А еще у меня есть люнны – летающие светильники. Настоящее новшество для богачей. Один люнн заправляется пятью мецками, и света хватает на пару недель. Включается и выключается щелчком пальцев.

Пока обсыхаю, расхаживаю по каюте в одном халате. Жрать хочу, под ложечкой сосет, но кок еще возится. Слышу, как галдят через круглое окошко его помощники, и шипит котел с пшеничной кашей.

После бойни все мужики голодные, как волки, а я им обещал крепкого эдегильского эля и запеченную пятнистую свинью.

Терпеть голод не сложно, но вот жмет в груди что-то другое. Новое и непривычное. Мысль то и дело возвращается к девке с молочной кожей, алыми сосочками и запахом забытых цветов. Может, зря я ее в трюме бросил? Раненную и испуганную. Бессовестная фурия все мысли перепутала!

А если она не знает тайну отца? Что тогда делать?

Закрываю лицо ладонями, от них ландышами пахнет. Вот! Вспомнил! Ландыши. Рыжая зараза… До порта пять дней, две недели до Восточных гор, а до тридцатилетия сына чуть больше. У меня нет лишнего времени на всякие нежности.

– Брон! – залетает в каюту штурман. Бесцеремонность у него в крови, но глаз-алмаз от Великой Ишис. Курс корабля только он правильно настраивает: погрешность нулевая.

– Стучать разучился, Риччи? – грозно придавливаю его своим взглядом и авторитетом.

– Прощайте, дурилку, капитан! Куда курс держим, капитан? Решить сейчас нужно, на горизонте мель, капитан Энзо.