Разбуди меня (СИ)

— Э... милая, — произнёс он наконец, — ты случайно никому не рассказывала про наши подвиги в Отделе тайн?

— Нет... — не менее растерянно ответила Гермиона, ничего не понимая. — Но что случилось?

— Это извещение об открытом судебном слушании, которое состоится завтра. Здесь сообщается, что мне необходимо там быть... — он поднёс письмо к глазам, — «в качестве единственного представителя семьи Ноттов, которой прилюдно будут возвращены все материальные ценности, включая особняк в Риджентс-парке, а также доброе имя».

— Завтра второе мая, годовщина победы! — Гермиона так и просияла, горячо обнимая всё ещё слегка шокированного Тео. — Как бы то ни было, справедливость восторжествовала. Теперь у нас всё будет хорошо.

====== Эпилог ======

Тео стоял в самом центре Большого зала возле столика с напитками и никак не мог перестать улыбаться. По случаю первой годовщины победы над Волан-де-Мортом (а также начала экзаменов ЖАБА, чему студенты были рады в гораздо меньшей степени) в Хогвартсе было устроено настоящее пиршество. И сегодня Тео, пожалуй, впервые за все восемь лет обучения не чувствовал себя лишним на этом празднике жизни.

Удивительно — разве он мог подумать год назад, что всё так изменится, да притом в лучшую для него сторону? Да что там год, он опасался пустить эту мысль в своё сознание даже вчера, когда министерский конверт упал на него прямо как снег на голову. И только сегодня, когда они с Гермионой вышли после слушания из зала суда, он наконец позволил себе поверить в произошедшее. Программа амнистии, под которую попала и его семья, коснулась тех, кто был несправедливо обвинён в том, что являлся Пожирателем смерти, или же подозревался в пособничестве таковым, однако среди оправданных, столпившихся у ближней скамьи одинокой кучкой, едва ли насчитывающей дюжину человек, Тео с Гермионой не увидели ни одного знакомого лица.

— Жутко представить, сколько же всего их было! Ну, Пожирателей и их союзников, если даже среди этих мы никого не узнали, — говорила Гермиона, пока они поднимались на до боли знакомом лифте с не менее знакомого девятого уровня на первый. — Их не десятки, а может быть, даже и не сотни. Да, трудно будет Гарри всех поймать.

— Думаю, он справится, — уверенно заявил Тео, придерживая разъехавшиеся в стороны решётки лифта и выходя вслед за Гермионой в Атриум. — Ему не привыкать.

В коридоре Атриума было полно народу — рабочий день был в самом разгаре, к тому же ещё и праздник, и похоже, что некоторые начали отмечать с самого утра. Кто-то из министерских служащих размахивал яркими листовками с изображением Гарри, неизвестно где взятыми, несколько человек в самом центре толпы медленно продвигались вперёд, обнимая и похлопывая по плечу всех встречавшихся им на пути, а кто-то из посетителей даже попытался на радостях нырнуть в золотой фонтан, правда его остановили тотчас подоспевшие авроры.

— Мисс Грейнджер, мистер Нотт, — раздался откуда-то сбоку низкий глубокий голос, который Гермиона узнала сразу.

— Кингсли! — она улучила момент, чтобы протиснуться к стоявшему в нише заблокированного камина министру сквозь снующую туда-сюда толпу, и сердечно сжала его широкую ладонь.

— Мистер Бруствер, — в свою очередь, Тео поприветствовал его весьма сдержанно, отделавшись вежливым кивком, в то время как его рука уже привычно обвила талию Гермионы.

— Ну, как прошло заседание? — обратился Кингсли к ним обоим, не обращая внимания на раздающиеся тут и там окрики: то одни, то другие сотрудники воодушевлённо салютовали ему из гущи народа. — Я не смог присутствовать; важные переговоры.

— Прошло довольно быстро, — с энтузиазмом защебетала Гермиона, — и для всех реабилитированных — успешно!

— Вам вернули всё, что было указано в письме, мистер Нотт?

— Да, господин министр, — ответил Тео, спокойно глядя на Кингсли, однако Гермиона поняла, что он едва удерживает в себе свой вечный сарказм, правда на этот раз радостный. — И важнее всего для меня было не поместье с землёй, а как раз то, что в письме было названо “добрым именем”. Это что-то вроде дани моему отцу, который не хотел становиться на сторону Волан-де-Морта, но был вынужден это сделать, и матери, которая поплатилась жизнью за свой отказ принять метку.

— Это меньшее, что мы могли сделать для вас. И, — тут вдруг Кингсли взмахнул палочкой куда-то в сторону, накладывая, очевидно, отвлекающие чары, склонился с высоты своего немаленького роста прямо к лицам Гермионы и Тео и еле слышно произнёс, — спасибо, что уничтожили его навсегда.