Дарья Мокина - Варежку вверх! С Новым годом!

***

Счастливая жизнь началась на следующий же день. Галька носилась, как ошпаренная, готовясь к Новому году и новой жизни. Вдруг звонок. На пороге возник Следопытов с букетом ромашек. Где он достал ромашки зимой, было неведомо. Главное, что он их нашёл для Гальки. И пришёл сообщить: на живца, а именно: бывшего сотрудника полиции на пенсии, Серафиму Андреевну Найдёнову, 80 лет от роду, мужественно гулявшую в мороз, были пойманы супруги Прибытковы. Они распродали награбленное, кроме бриллиантовых сережек: их Следопытов и вручил Гальке, уже не верившей ни во что хорошее. Гость выразил ей восхищение за идею с живцом (а ведь он и не знал, что Галька – амбидекстр!). Расчувствовавшись, Галька обняла гражданина следователя. И вдруг, неожиданно для себя спросила:

– Вы с кем Новый год встречаете?

– Да, один… – нерешительно ответил он.

– Олег Евгеньевич, а приходите к нам?! И не скучно, и готовить не надо!

– Спасибо, приду… Для вас – Олег… – ответил он и, судя по какому-то задумчивому взгляду, намерения у Следопытова были явно самые серьёзные… Ну, намерения прийти.

Позже Следопытов поделился с Галькой своей мечтой купить домик в лесу…

«Это судьба!», – решила она. Вдвоём мечтать о домике как-то проще… И есть ещё время уговорить Олега стать Скоробогатовым… А может не мелочиться и развернуть жизнь на 180 градусов? Что если снова огорошить всех в МФЦ желанием изменить жизнь и паспорт? И стать Особняковой, Резиденцевой или Дворцовой? И будет счастье! Ведь если чего-то сильно ждёшь, оно сбывается… Правда? Особенно под Новый год!

Конец

Екатерина Гайшун

«Подарок»

Сгибаясь под тяжестью дубленки, полная фигура медленно брела вдоль заметенной снегом дороги. На плечах рюкзак, и еще один пакет с едой в руке. Дома на фоне свежего снега выглядели особенно мрачно: ветхие, одинокие, как и их деревенские обитатели. Миновав единственный выкрашенный яркой краской желтый дом заместителя председателя райисполкома, женщина подошла к покосившейся постройке, которая вполне могла бы быть сараем. Просунув палец через неровные доски, она нащупала крюк и сняла его с петли. Калитка привычно скрипнула, приветствуя соцработницу. Возле калитки голыми ветвями дрожала яблоня.

– Василий, это я, Татьяна, – крикнула она и, не дожидаясь ответа, потянула дверь на себя. В сенях на нее пахнуло сыростью и заброшенностью. Она долго топала ногами, отряхивая снег с сапог, заодно давая хозяину дома время настроиться на общение.

Внутри было темно, но тепло. Татьяна поставила сумки возле двери, скинула сапоги, кинув там же, и засунула ноги в резиновые тапки. Повесила мокрую дубленку на крючок и только потом включила свет.

Прямо с порога взгляд упирался в большую печь. Выложенная из кирпича и крашеная в белый цвет, она являлась сердцем дома. Под печью лежал большой металлический лист, на котором осиротело ютились пару кривых поленьев. От печи вправо висела занавеска, отгораживающая спальное место. От шторы к столу по полу расстелилась тканая дорожка. Стол, как и печь, притягивал на себя внимание. Тяжелый и большой, он стоял возле окна и служил центром, возле которого разворачивались события. Вокруг него были расставлены стулья и табуреты, все из разных комплектов, эпох и стилей. Возле стены стояла лавка, на случай неожиданного застолья.

Василий сидел в кресле в углу, сонно моргая.

– А, Танюша пришла, – заулыбался он. – А я задремал. Что-то плохо спалось ночью.

– Смена погоды, все плохо спят нынче, – понимающе закивала она головой. – Снег вот пошел, глядишь, Рождество с Новым Годом красиво встретим.

Она продолжала что-то говорить про погоду, одновременно доставая из сумки продукты и раскладывая их по полкам в шкафу и холодильнике.

– Ну что, наварим сегодня картошечки? И бураки принесла, можно свекольного супа сварить. Как ты, Василий, согласен?

– Я любую твою стряпню, Татьяна, за обе щеки уплетать буду. Давай помогу тебе картошки начистить?

– Ну я от помощи не откажусь. Пока ты чистишь, быстренько пол вымою.

Она выкатила инвалидную коляску с сидящем в ней Василием из угла, пододвинула ее к столу, на который поставила кастрюлю с водой. Подтащила ведро с картошкой, поставила рядом мусорное и вручила старику ножик. Сама снова влезла в сапоги и пошла во двор за водой. Дубленку не стала надевать, знала, что за несколько ходок к колодцу быстро упарится и не успеет замерзнуть. Пол в жилой комнате скоро засверкал влагой, и Таня еще прошла тряпочкой по пыльной немногочисленной мебели в соседней комнате – письменному столу с ящиками, который давно списали в райцентре, да одинокой полке, на которой стояли икона и свеча. Не удержавшись, Таня протерла и подоконники, и ей сразу стало легче дышать. Всякий раз, убирая пыль в этой холостяцкой комнате, ей казалось, что она смывает липкие мысли одинокого человека, давая пространство для новых. И каждый раз Василий не пользовался этим шансом заполнить комнату чем-то светлым и радостным, а продолжал упрямо плести паутину, в которую ничего кроме бесполезных и назойливых мух нельзя было словить.