Александра Лисина - Пламя для дракона

Лорда-директора я нашла возле самой лестницы, он сидел на небольшом диванчике у стены и с мрачным видом смотрел в одну точку. Забинтованную руку берег – держал выпрямленной и старался ею не шевелить. Однако повязка была сухой, и это вселяло определенные надежды.

На мое появление инкуб никак не отреагировал – видимо, сил уже не осталось. Но когда я упрямо приблизилась и прикоснулась к его плечу, раздраженно скинул мою руку и с угрозой повторил:

– Арре, уходите!

Я упрямо поджала губы.

– А вы меня попробуйте выгнать.

– Думаете, не получится?

– Думаю, я все равно сумею открыть ваш ТУС и спокойно сюда вернуться. Вы ведь обещали отдать свои «зеркала» в мое распоряжение. Или это была наглая ложь?

– Хейли!

– Что?!

Мы с яростью уставились друг на друга.

– Если вы не покинете мой дом, я прекращу с вами заниматься. Насовсем, – предупредил меня инкуб.

Я фыркнула.

– Нашли чем напугать! Я тогда к тому Всаднику пойду – помнится, он обещал помочь.

У лорда Эреноя опасно сузились глаза.

– Что?

– К Росу пойду. Уж он-то мне точно не откажет, – не моргнув глазом выпалила я, и на лице инкуба снова появилась бесстрастная маска, а голос стал сухим и колючим, как обычно.

– Пока вы являетесь ученицей моей Школы, этого не будет.

– Это не продлится вечно, милорд. Восемь лет для Всадника – не такой уж долгий срок.

– Вы еще не Всадник.

– Но буду им. Вы сами сказали. И та ящерица пузатая тоже подтвердила.

Лорд-директор тихо зарычал, снова утратив свою хваленую выдержку, а я мысленно хмыкнула. Надо будет запомнить: когда он слаб, никакие маски на нем не держатся. Так что в данный конкретный момент времени он и есть настоящий. Живой. Злющий, как дракон. А не та непробиваемая ледышка, каким хотел казаться раньше.

– Хейли, откуда вдруг такое неистовое желание стать моей персональной кормушкой?

– А откуда у вас вдруг такое нежелание сделать из меня свою персональную кормушку? – не осталась в долгу я. – Раньше, помнится, все было ровным счетом наоборот!

– Вот именно, – неожиданно тихо согласился инкуб и выразительно на меня посмотрел.

Я так же неожиданно смутилась.

– Это не то, что вы подумали, милорд. Просто раньше у меня не было Рэна, а у Рэна – меня. И раньше он не зависел от вас так сильно. Пока вы здоровы, у него есть шансы снова побыть живым, а если у вас не хватает сил даже на себя…

– То есть вы все это делаете ради него? – нахмурился инкуб.

– Без него мне не жить. Он – мое Пламя, милорд, хоть вы и не верите в эти сказки.

– Я теперь уже не знаю, чему верить. Дракон… – В голосе лорда Эреноя внезапно зазвучала неподдельная горечь. – Я не этого ждал, когда просил его о сотрудничестве. И совсем не этого добивался, когда…

Он тяжело вздохнул и ненадолго умолк. И даже не рявкнул, когда я подвинула стул и уселась напротив, испытующе вглядываясь в его изможденное лицо.

– Не только Рэн оказался к вам привязан – да, милорд? Вы теперь тоже от него не избавитесь, и это заставляет вас чувствовать себя уязвимым.

– Я этого не хотел, – глухо повторил мужчина.

– Рэн – тоже. Но он тесно связан со мной, а вы – так уж получилось – с ним. И пока это так, я не смогу относиться к вам как к врагу. Да и Рэн просил о вас позаботиться. Он сказал, что вы не должны погибнуть.

Лорд Эреной ошеломленно вскинул голову.

– Вы шутите?!

– Если вы умрете, скорее всего, его тоже не станет, – тихо сказала я, глядя в его темные глаза. – А я не могу этого допустить, милорд. Поэтому хотите вы или нет, но вам придется нормально питаться. Если не ради себя, то хотя бы для того, чтобы он мог нормально существовать.

Лорд-директор какое-то время изучал меня, будто впервые видел, а потом невесело усмехнулся.

– Оказывается, вы тоже носите маску, арре. Раньше вы не были такой смелой.

– Раньше мне не за кого было бороться, кроме себя, милорд, – вздохнула я. – И это заставляло соблюдать осторожность. А теперь я обрела то, чего не хочу потерять: цельность, смысл, понимание того, ради чего я живу.

– И ради чего же вы живете, арре?

Я слабо улыбнулась.

– Я поняла, что такое Пламя, милорд. И узнала, что значит, когда два сердца бьются в унисон. Когда ты кому-то дорог и близок настолько, что твоя радость становится радостью и для него тоже. Когда его боль становится твоей. Когда вы дышите одним глотком воздуха на двоих и умираете в тот день, который выберете сами.

Он надолго замолчал, хмурясь и о чем-то напряженно размышляя, а потом резким движением поднялся. Довольно уверенно, надо признать. И даже сделал по направлению к двери несколько твердых шагов.