Александр Верт - Пекло 2

Металлический носок ботинка осторожно ворошил камни, упавшие в пепелище костра. Зена уже поднялась над горизонтом и заполнила небо ровным серо-желтым светом. Этим двоим этого было достаточно, чтобы осмотреть то, что осталось от лагеря.

Говорить не получалось, да и вид сгоревшей птичьей туши в котелке почему-то, вместо отвращения, вызывал ворчание в животе. Голод давал о себе знать, хоть и некогда было его утолять, да и нечем. Все твари Пекла прятались от Зены, забиваясь в самые темные углы. Там их было уже не достать при свете дня.

Толкнув одно из тел в пробитом осколком металла бронированном костюме, Шеф все же шагнул к телу, которое поначалу обходил. От добродушного толстяка Роберта осталось только сожженное подобие тела, но пальцами оно по-прежнему сжимало автомат.

− На самом деле ты прикрыл наши задницы, − сказал телу Шеф и наклонился, чтобы пошарить рукой по груди погибшего товарища.

− Я не думаю, что жетон уцелел, расплавился наверно, а ты еще обожжешь пальцы, мало тебе ожогов на руке, − ворчал Кирк, стоя на камнях с заброшенным на плечо автоматом.

Он вроде и вызвался пойти с Шефом. Сам хотел все осмотреть, но, увидев, что осталось от лагеря, не хотел уже ничего. Даже диск с его возлюбленной блондинкой был уже не нужен. Проверять цел он или нет совсем не хотелось.

− Я должен, − ответил ему Шеф, не обернувшись.

Ни жетона, ни расплавленного металла на груди пальцы не находили. Пришлось подниматься к обгоревшей шее. На то, что осталось от лица, Шеф даже не смотрел, на свою обожженную руку тоже. Она пострадала совсем не так, как тело несчастного Роберта, похожее на сплошной черный струп. У Шефа между локтем и кистью на красном ожоге багровыми пузырями вздувалась кожа, еще и солнце продолжало ее жечь. Что с этим делать, он не знал и просто старался не думать. Пока рука способна шевелиться, он за нее всерьез переживать не станет: и так нормально, как-нибудь заживет, если не загноится. Были вещи важнее руки.

− Пока душа еще способна болеть, ты – человек, − вспоминались почему-то слова прежнего Шефа, сказанные когда-то спьяну за общим костром.

У нынешнего Шефа – Оливера Финрера – ничего в душе не болело. Там было пусто и тихо, словно с разгромом его клана все его существование закончилось, а потом пальцы находили плавленую цепочку, и в этой внутренней пустоте вдруг вспыхивали: облегчение, надежда, горечь, жажда, жадность, гнев и просто скорбь.

Скользя пальцами по остатку металла, он нашел жетон. Тот оказался под плечом у Роберта и потому от взрыва уцелел.

Вытащив его на свет, Шеф отер его о штаны и спрятал в один из карманов, глухо зашипев от боли. От резкого движения руки один из пузырей лопнул, и по руке потекла темная серо-багровая жижа.

«Ну да, только инфекции тебе и не хватало», − сказал сам себе Шеф и просто осмотрел руку. Все равно пузыри вскроются, все равно обрабатывать их нечем, разве что прижечь так, чтобы шрам остался и рука еще месяц не поднялась, а она ему была нужна. Лишиться правой руки сейчас, когда он просто обязан совершить чудо, он не мог, а что делать с ней не знал. Да и не думать видимо все же не мог, хоть и старался просто о ней забыть.

− Ладно, − сказал Кирк, понимая, что ругаться все равно смысла нет. – Я схожу за жетоном Дональда.

− Нет, я должен сам, − отрезал Шеф. − Если от склада ничего не осталось, проверь хотя бы сейф. Если в моем бараке уцелел хотя бы он, я буду счастлив.

Спорить с ним Кирк не стал, а просто пошел к тому, что осталось от здания с лупатым круглым окном. От него действительно что-то осталось и это удивляло.

Шеф же пошел в ту сторону, где раскореженная взрывом машина оставила лишь обломки камней. Он не был уверен, что сможет найти хотя бы тело убитого Дональда, но должен был попытаться ради жетона.

Жетоны были единственным, что еще говорило об их существовании. Всех осужденных, сброшенных в Пекло, вытирали из системы, удаляли, словно неудачный файл. Их браки автоматически разрывались. Их дети вдруг оказывались лишены родителя. У их родителей становилось на одного ребенка меньше. От приговора до полного уничтожения последней информации обо всех, кто был здесь, говорят, проходили всего сутки. Вот ты был – и вот тебя уже нет, остается только металлическая холодная бирка с именем, твоей родной планетой и номером приговора. Не забрать такую с тела убитого товарища – то же самое, что навсегда забыть о его существовании, потому что даже могил Пекло не терпит.