Упираюсь руками в широкую грудь, отворачиваюсь, освобождая рот от глубокого поцелуя. Михаил зарывается пальцами в волосы у меня на затылке, пытается поймать губы, шепчет:
— Успокойся, просто успокойся, у нас есть два дня, в гостинице я тебя успокою…
— У тебя жена!
— Ну и что? Я же мужчина, мне надо…
Как же отвратительно, невыносимо отвратительно.
— Нет-нет-нет! — отталкиваю его сильнее.
Нарастает гул, за деревьями вспыхивает яркий свет, через мгновение мимо проносится автомобиль. Нас ударяет горячим пыльным воздухом.
— Не дури. — Михаил под подолом находит трусы и тянет их вниз. — Я хочу тебя, слышишь? Хочу прямо сейчас. Давай же… Ну, — одной рукой он начинает расстёгивать ширинку. — Я так долго этого ждал, давай сейчас закрепим наше перемирие, а потом в гостинице ещё…
Кажется, он серьёзно.
— Как можно быть такой свиньёй? У тебя же жена, дети…
— Да что ты заладила? Жена-жена. Не твоё дело! — Ухватив меня за плечо, он пытается развернуть меня спиной к себе, толкает к капоту. — Давай просто решим всё как взрослые нормальные люди. Ты моя любовница, я твой любовник, всё. — Упираюсь, и он закатывает глаза. — Ну, давай ещё абонемент тебе в спа-салон куплю. Но ты цену-то себе слишком не набивай, а то посговорчивее найду… И что ты так на меня смотришь? Надеялась, больше предложу? Так больше ты не стоишь, ни одна соска не стоит.
Ладонь обжигает болью и только теперь, от этой боли и красноты на его щеке понимаю, что ударила. Неосознанно. Его глаза кажутся чёрными, губы изгибаются. От удара меня швыряет в сторону, вместе с щекой обжигает макушку — Михаил тянет за волосы.
— Ты что творишь, сучка? Ты… ты…
Его перекошенное лицо оказывается перед моим. Михаил одёргивает меня от машины. Щёлкнув блокиратором, захлопывает дверцу пассажирского сидения.
— Ну как хочешь, — рычит Михаил. — Истеричка. Сумасшедшая!
Оттолкнув меня к кустам, он обходит машину, садится на водительское сидение. Ауди срывается с места и уносится вдаль, сияя красными огнями.
Провожаю взглядом этот яростный отблеск.
Так гадко и пусто, что не сразу понимаю: Михаил оставил меня одну без денег и документов. На лесной дороге. Ночью. На меня, точно ледяной душ, обрушивается страх. Но я всё равно помню всё сказанное, помню те фотографии — фотографии счастливой семьи… Михаил ведь знал, что я хочу семью, но собирался кормить бессмысленными обещаниями.
Боже, как в душе пусто. Кажется, даже встреча с маньяком меня сейчас не огорчит.
В этом странном оцепенении разворачиваюсь и иду назад, к городу. Желтоватые отблески его марева видны над острыми макушками далёких елей. Бреду туда, лишь краем сознания отмечая удачный выбор обуви: босоножки почти без каблука.
Ветер крепчает, и завеса облаков распахивается, выпуская на землю свет неполной луны.
В глубине застывшей души теплится надежда, что Михаил вернётся, и от этого ещё страшнее. Как я отвратительна в своей слабости! Будто не в силах дойти до города, будто нельзя в случае опасности спрятаться в кустах. Впрочем, машин в этот поздний час нет. И будто никого нет, даже птицы с насекомыми притихли. Что, вообще-то, странно, но сейчас мне всё равно.
Иду, считая шаги, чтобы не вспоминать о том, как Михаил ухаживал за мной в офисе, о наших совместных обедах, о встречах в бассейне, где я любовалась его крепким телом…
Вспышка белого света озаряет поворот. Там что-то трещит. Хрип. Вскрик.
Ныряю за куст. Из-за поворота на дорогу выскакивает белое пятно, несётся на меня. Исчезает во тьме набежавшей тени. Шелестят деревья. Лунный свет вспыхивает вновь.
На меня бежит белоснежная собака вся в крови. Следом стелятся две серые тени. Вскидываю руки, закрываясь.
«Мимо, пробеги мимо!» — молю я.
Зверь взвивается в воздух, летит на меня: огромная распахнутая пасть. В лунном свете блестят зубы. Смыкаются на запястье. От удара в грудь падая назад, успеваю подумать, что это, наверное, сон, ведь я совсем не чувствую боли. Всё застилает лунный свет. Сотрясающий тело удар по затылку — и всё пропадает во тьме.
Ноет затылок. Страшно, протяжно. И спина. Плечи. Грудь. А вокруг поют птицы.
Открываю глаза: надо мной тёмно-фиолетовое предрассветное небо и неестественно огромная луна. Холодно, как же холодно. И руку… Осторожно поднимаю прокушенную руку: вся в запёкшейся, отшелушивающейся крови. Следы зубов покрылись корочками. Удивительно, какие они аккуратные, я думала, мне всю раздерут… Да и я неожиданно жива.
Читать дальше