Екатерина Лесина - Леди и некромант. Тени прошлого

Вздох.

И голову поскреб… что-то с его прической делать надо, хотя бы косицы эти разобрать и подравнять… в городе сыщутся приличные куаферы. Главное, некроманта уговорить. Почему-то Орисс подозревала, что он будет упрямится.

— Это не самая лучшая идея, девочка.

Возможно.

Но она все равно не отступит.

Сад был великолепен.

Террасы разных оттенков зеленого.

Цветы.

Раскидистые деревья с листвой серебряной и золотой, с пурпурной, бледно-голубой… ручьи и мостики. Беседки, спрятанные в укромных уголках. И свежая зелень лабиринта.

— И все-таки, — Император был любезен и даже мил, что несколько нервировало. — Вы подумали над моим предложением?

— Да.

— И не сочли возможным принять, — он слово в слово повторил мой ответ.

— Именно.

Мы шли.

Гуляли.

По саду. По дорожке, выложенной крупным белым камнем. Охрана держалась в отдалении, а за охраной в еще большем отдалении держалась стайка придворных, чьи любопытные взгляды лишь укрепили меня во мнении: я не хочу жить во дворце.

Стать императрицей.

Сесть на трон.

И возвыситься над этой радужной, пусть и несколько потрепанной, толпой.

Мило улыбаться. Пропускать мимо ушей сплетни. Терпеть уколы. И закрывать глаза на некоторые увлечения моего дражайшего супруга. Впрочем, полагаю, любезность будет взаимной. И от этого особенно тошно. Нет, я уже один раз прожила красивую и слепую жизнь.

…на пытку дворцом и этикетом можно согласиться лишь из большой любви, ко власти ли, к императору. Но я отдавала себе отчет, что люблю другого человека, а он, подозреваю, неравнодушен ко мне. Он, конечно, упрям и ничего такого не скажет, но…

…посмотрим.

Теперь у нас есть время.

— Мне бы крайне не хотелось принуждать вас…

— Это действительно плохая идея, — я убрала руку. — Вы ведь, кажется, и сами понимаете это…

— Да, но…

Пауза.

Молчание.

И признание:

— Вы мне симпатичны. Куда более симпатичны, нежели кто-либо из моих предыдущих женщин. И в ином случае я бы попытался удержать вас, надеясь, что со временем симпатия станет взаимной. Я даже думал предложить вам сделку… скажем, благополучие ваших друзей…

Гнев заставил меня сжать кулаки.

— Но моя добрейшая тетушка напомнила, что попытка давления на вас может привести к некоторым непредвиденным осложнениям… и еще заметила, что вы, кажется, уже нашли себе спутника.

Император поморщился.

— Мне жаль, что он выжил.

Высочайшая честность? Чудесно.

И я улыбнулась в ответ.

— А я бесконечно рада… как и простой народ, который, несомненно, узнает, кому обязан избавлением от нечисти…

Уголки губ Императора дрогнули, будто он с трудом сдерживал смех.

— О да… народу нужны герои. Я предложил поставить вашему другу памятник. Конечно, меня бы вполне устроил и посмертный, но… не вздрагивайте, я не собираюсь ничего предпринимать… слово Императора.

Да, я поверила…

Почти.

И кажется, приглашение от альвов пришло более чем своевременно…

— Сегодня я объявлю о своей помолвке… — Император поморщился. — Моя шиммерийская невеста довольно нетерпелива, но если проклятье снято, то она поможет возродить династию. Конечно, кровь не то, чтобы сильная, однако для начала сойдет… надеюсь, ваш друг, несмотря на свою заносчивость…

…кто бы говорил.

— …не откажется от герцогского титула. У нас здесь, понимаете ли, возник вдруг некоторый дефицит герцогов, а корона не имеет права быть неблагодарной.

— Не откажется.

— Хорошо… — он выглядел несказанно довольным и, видя мое удивление, пояснил. — С вами я опоздал, но… наши дети… вы ведь планируете завести детей?

Вот же…

Я вздохнула.

И улыбнулась:

— Если боги будут милостивы…

— Будут, — отмахнулся Император. — Куда они денутся?

Вставать Ричарду не хотелось.

Ничего не хотелось. Он лежал, отвернувшись к стене, эту стену разглядывая, пусть и успел изучить ее до последней трещины.

— Страдаешь? — Альер уселся рядом и ткнул кулаком под ребра. — Тебе не идет страдать.

Он жевал ореховую палочку и пальцы облизывал.

— Нет.

— Что нет?

— Ничего нет.

Чтобы говорить, приходилось делать над собой усилие. Ричард делал. И уставал. И закрывал глаза. И тогда Альер исчезал, правда, появлялся вновь, уже не с ореховой палочкой, но с яблоком ли, с грушей или с куском хлеба, который смаковал так, будто бы хлеб этот был изысканнейшим лакомством.