Kapkan - Запах Вереска [СИ]

Кайрен вздрогнул так, словно получил пощечину. Он медленно поднял глаза на парящего Алана и огладил взглядом напряженное тело. Тот молчал и смотрел в ответ. Только руки, сжатые в кулаки, выдавали его и словно остекленевшие глаза. Прекрасное божество, которое было одним таким. С нежными губами, тихим голосом и запахом, сводящим с ума еще больше, чем прежде. А в глубине глаз безмерный покой и целые миры, сияющие только для одного него. Он смотрел на него, а в голове звучали проклятые слова.

— Я люблю тебя…

— Знаю…

Он все еще помнит этот голос и нежную улыбку. Он помнит последний миг до начала его персонального Ада, длящегося столетия. И помнит тот день, когда точно такие же глаза насмешливо посмотрели в ответ, а их хозяин по-хамски ворвался в жизнь. И голос перестал мучить ночами. Сны перестали тонуть в крови и рвать разум на части больным криком. Они ушли под ласковыми пальцами и нежными губами. Он знает, как жить, как дышать… Он помнит, каково это — любить…

Кайрен устало оторвался от дверей и, не отрывая глаз от жадно рассматривающего его Алана, двинулся вперед. Шаг за шагом, все ближе подбираясь и не чувствуя, как начал подкрадываться, словно на охоте. А солнечная жертва, затаив дыхание, следит за его движениями и сладко дрожит. Его удерживают лишь эти последние чертовы слова. Они давят на разум, снова и снова поднимая воспоминания. Именно они заставляют его остановиться и бросить усталый взгляд на Валентина.

Мерцающая письменами цепь легко рассыпалась в пыль под его рукой. Он посмотрел на затравленный, ничего не понимающий взгляд своего сломленного врага и тихо произнес:

— Уходи. Бери свою пару и уходи. Исчезни и больше никогда не смей попадаться мне на глаза.

— Почему? — хрипло произнес вампир, все еще не веря.

— Потому что все кончено. Все…

Он больше не посмотрел на них. И было уже все равно, куда исчезнет Валентин. Его самая главная цель, отрывисто дыша, жадно разглядывала его. Стоило дрожащим губам разомкнуться, как он дернул за широкий рукав чужой туники и сгреб крепкое тело в объятия. Разом обхватив всего и зарывшись когтистыми пальцами в серебристо-белую гриву волос, притянув еще ближе. Голодным зверем набросившись на податливые губы, и сразу же поцелуй стал влажным, глубоким. С привкусом крови и с задушенным рычанием вперемешку со всхлипом.

Языки сплетаются, ласкают друг друга, пальцы больше не ранят, они не обжигают металлом. Зарываются в волосы, гладят плечи, стискивают до боли. Воздуха нет, но это неважно. Ничего больше не важно, когда губы так нежно проходят по губам и зубы впиваются, даря острые укусы. Так нежно и страстно, так жарко и как давно мечталось. От тоски дрожат ресницы и в горле ком. А в глазах бесконечные рассветы, бесконечные ночи, что не нужно будет больше проводить вдали. Больше никогда.

— Почему ты здесь?… Почему? — зацеловывая все лицо и прижимаясь еще больше, чтобы вплавиться под кожу.

— Один белобрысый говнюк обещал, что больше не будет просто сном, когда я проснусь, — проворчал альфа, совершенно не скрывая наслаждения.

— Ты отпустил их, — погладив покрытые щетиной щеки, прошептал Алан.

— Я хочу домой, — глядя в серебристо-голубые теплые глаза, хрипло произнес Кайрен, — с тобой. Хочу взять тебя на нашей постели. Хочу, чтобы ты пропах только мной. С ног до головы.

— Все, что хочешь, — дрожа, зашептал Алан и снова прижался к обветренным губам, — все, что хочешь…

Они тонут друг в друге, прижимаются ближе, бессвязно шепчут и целуются лихорадочно, как ополоумевшие. И на тлеющих стенах вокруг зацветает мох, ползут первые ростки плюща, а город затихает. Горящий и задыхающийся от дыма и крови. Пепельные крылья обнимают ласково и рывком поднимают ввысь. За облака, подальше от застывшей в кровавом ужасе Вены…

Он любит эти теплые рассветы, когда они золотом играют на обнаженных плечах. Он любит чуть холодные ветра за то, что те путаются в серебристо-белых волосах. И солнце, что сияет в серо-голубых глазах. Он смотрит в них и уже знает, что будет до самой своей смерти любить их сияющую глубину. Спокойную, нежную и теплую, словно летние озерные воды. А на алых искусанных губах застывает та самая ленивая улыбка, что он помнит с самой первой встречи.