Кэтрин Арден: Ведьмина зима

— Саша, — сказала она.

— Сестренка, — сказал он. — Я не попрощался, да?

Она подбежала и обняла его, но он был ледяным, далеким в ее руках. Морозко наблюдал за ними.

— Саша, — рьяно сказала Вася. — Я могу тебя вернуть. Ты сможешь жить, вернуться к нам, к Дмитрию.

Саша глядел вдаль, на дорогу со звездами, будто с тоской. Она быстро сказала:

— Вот, — она протянула надбитый шлем. — Выпей, — сказала Вася, — И ты будешь жить.

— Но я мертв, — сказал он.

Она покачала головой.

— А не должен.

Он пятился.

— Я видел, как возвращались мертвые. Я таким не буду.

— Нет! — сказала Вася. — Это другое. Это… как Иван из сказки.

Но ее брат все еще мотал головой.

— Это не сказка, Вася. Я не буду рисковать бессмертной душой, возвращаться к жизни, когда я ее покинул.

Она смотрела на него. Его лицо было тихим, печальным, неподвижным.

— Саша, — прошептала она. — Пожалуйста. Ты сможешь жить. Вернешься к Сергею, Дмитрию и Ольге. Пожалуйста.

— Нет, — сказал он. — Я… бился. Я отдал жизнь, и я был рад ее отдать. Остальным это важно. Моя смерть ради Дмитрия… и тебя. Защищайте эту землю. Сделайте ее целой.

Вася смотрела на него. Она не могла поверить. Дикие мысли кипели в голове. Может, в мире живых она бы влила в его рот воду. Но тогда…

Это был не ее выбор. Она подумала о гневе Ольги, когда Вася решила за нее. Вспомнила слова Морозко:

«Не тебе выбирать».

Пытаясь управлять голосом, она сказала:

— Этого ты хочешь?

— Да, — сказал ее брат.

— Тогда… Господь с тобой, — голос Васи дрогнул. — Если… увидишь отца и… маму… скажи им, что я люблю их. Что я далеко зашла, но не забыла. Я… буду молиться за тебя.

— А я — за тебя, — сказал ее брат и вдруг улыбнулся. — Увидимся, сестренка.

Она кивнула, но не могла говорить. Она знала, что ее лицо исказилось. Но она обняла брата и отошла.

И Морозко тихо заговорил, но слова были не для нее:

— Идем со мной, — сказал он Саше. — Не бойся.

Она пришла в себя, рыдала, склонившись над телом брата. Она не знала, как долго плакала, пока неподалеку бушевал бой. Тихий стук копыт и холод за ней привели Васю в чувство.

Она повернула голову, увидела зимнего короля. Он соскользнул со спины лошади и смотрел на нее.

У нее не было слов для него. Нежное слово или прикосновение разбили бы ее, но он их и не предлагал. Вася закрыла глаза брата, прошептала молитву над его головой. А потом она встала на ноги, ее душа горела буйством. Она не могла вернуться брата. Но она могла сделать то, чего он хотел, для чего старался.

— Только ради мертвых, Морозко? — сказала она. Вася протянула руку, измазанную кровью ее брата и ее кровью из пореза для Медведя.

Он замешкался.

Но на его лице отражался голод, он вдруг стал похожим на себя в полночь зимнего солнцестояния: юный, гордый и опасный. На его руках тоже были следы крови Саши.

— И для живых, любимая, — тихо сказал он. — Это тоже мой народ.

Он поймал ее окровавленную ладонь своей, и ветер завизжал вокруг криком первой снежной бури. Ее душа была беспокойным огнем, и, когда Вася посмотрела на Пожару, золотая лошадь была напряжена, топала копытом по земле. Они забрались на лошадей вместе, повернули и помчались к сражению, а за ними следовала буря.

В ее руках был огонь, а он управлял ледяной зимой.

С поля донесся вопль, Медведь, смеясь, заметил их.

— Нужно найти Дмитрия, — крикнула Вася поверх шума, направляя Пожару сквозь скопление татар, несущихся на группу русских с пиками. Лошади пугались, и их всадники ругались, не могли прицелиться.

Налетел ветер, сдул стрелу, что чуть не попала по Васе. Морозко сказал:

— Его флаг там.

На вершине небольшого холма в первом ряду боя. Они повернулись и направились туда, сбивая врагов на пути. Снег падал все сильнее. Град стрел сыпался на Дмитрия. Всадники пытались добраться до уязвимого знамени.

Белая лошадь и Пожара пронзали ряды быстрее, но татары были ближе. Прижав уши к голове, Пожара уклонялась, прыгала и неслась, пока Вася кричала на лошадей татар. Некоторые слышали ее и запинались, но не все. Земля под ногами врагов становилась скользкой ото льда, но лошади были крепкими, привыкли бежать по всем поверхностям, и даже это не пошатнуло их. Снег дул в их лица, слепил всадников, но стрелы все равно летели метко.

— Медведь! — закричала Вася.

Медведь появился с другой стороны от нее, в его голосе все еще звенел смех.

— Такая радость, — вопил он. Он был зверем, купался в людской крови и завывал от восторга, резко контрастируя с собранным молчанием Морозко на другой стороне от нее. Втроем они двигались своим клином, вонзаясь в сражение. Вася разжигала огни у ног, их быстро тушил быстро падающий снег. Морозко слепил их, сбивал стрелы ветром.