Вероника Мелан - Пообещай

Совсем иначе после его рассказа о Воротах – с нежным трепетом – стала относиться к Эмии мать.

– Надо ж ведь, – качала головой часто, – нашла в себе столько доброты, поделилась… И самой хватило, и тебя спасла.

Слезы печали оборачивались слезами счастья. Она думала, что Эмия обычная, только очень добрая. Не скажешь ведь: «Богиня» – не поверят.

Теперь Эмию с радостью и надеждой ждали в гости.

– А когда она приедет?

– Не знаю.

– Далеко гостит?

– Очень, – Дар изворачивался – а как еще? – В другой стране.

– Охохоюшки-хохо, – раздавалось следом. – А дату свадьбы назначили уже?

– Нет еще. Договоримся… позже.

Тадеуш слушал разговоры молча, но свет с его лица больше не ушел. Разгладилась и часть морщин.

– А то, может, она сразу после своих сюда, а? – с надеждой спрашивала Карина Романовна.

– Мам, я не знаю…

– А ты ей позвони?

– Хорошо, позвоню.

– Спроси. А то, может…

Спать он по обыкновению ушел на второй этаж бани – там привычнее. Долго ворочался на жесткой и слишком пустой кровати. Когда стемнело, вышел на балкон, закурил.

Как все изменилось…

Неделю назад он не хотел жить – думал, все пустое. Сегодня почти счастлив. Безмерно благодарен судьбе и всем Богам сразу за Эмию, за то, что все так, как случилось.

Он дома.

Дома.

Когда-то он не верил, что это слово применимо к его жизни.

– Ты все сделала реальным. Тебя ждут здесь, слышишь?

Разговаривая, Дар всегда смотрел на небо и верил (хоть краешком сознания), что его слышат.

– Они тебя очень любят, ждут. Мечтают, чтобы мы поженились. И я мечтаю, – добавлял тихо.

Небо молчало. Светило далекими звездами; глухо брехали вдалеке собаки.

– Приходи…

Ему делалось стыло и промозгло, если думал, что больше не увидятся.

Другую ему не надо.

Только Эмию.

Даже если будет ждать всю жизнь.

Астрей .

(Ólafur Arnalds – Fyrsta)

Ее звали, ее там ждали.

Она видела это по их глазам. Глазам Дарина, в которых застыла глубинная боль вперемешку с надеждой. Глазам его матери, осветившихся сердечной благодарностью. По тихому «спасибо», которое время от времени шептали губы Тадеуша.

Ее ждали.

Но Кронис так и не пришел.

То ли Калея… То ли монеты…

То ли все шутка.

В полночь Эмия вылетела из собственного окна с одним-единственным желанием – никогда больше обратно не возвращаться. Никогда, ни за что, ни в какие времена. Она устала… Она желает отыскать потайное место, соорудить там себе подушку из облаков, затворить вход и уснуть. Чтобы проспать сто-двести-триста лет. Чтобы больше вообще не просыпаться.

У него все хорошо.

А у нее дотлел фитиль надежды.

Под ней море огоньков – запахи, звуки, голоса, смех. Но она уже почти не принадлежит этому миру, и дело не только в отсутствии тела.

У души угасал запал.

Ей пора. Не получится вечно сидеть у монитора, не хватит сил вечно ждать – жить чужими эмоциями и разговорами. Ей хочется говорить самой. Ходить своими ногами, есть своим ртом, чувствовать своим сердцем.

А если нет… То лучше никак.

Под ней дороги, дворы, крыши – над ней темное сверху, но еще чуть розоватое у горизонта небо. В реке Гардене отражались огни набережной; текли по мосту точки сияющих колесниц. Астрей – вечный праздник. По иронии судьбы – не ее.

В какой-то момент внизу показался парк: черные пятаки деревьев, светлые дорожки, ленты фонарей. Арка с Колоколом Адиона, пустые лавочки, газоны, фонтан…

Фонтан.

Тот самый?

Для чего-то Эмия спустилась к нему, зависла над чашей, вгляделась в темную воду. Долго смотрела на тусклые в лунном свете лежащие на дне монеты, с которых взирало мужское лицо. Благородное, спокойное, властное.

«Почему ты не пришел, Кронис? – грустила Эмия. – Я не достойна твоего внимания?»

Может, монет нужно было больше? А, может, кидать следовало самой? Но тогда затея сразу обречена на провал – ведь рук нет.

– Ждешь меня? – вдруг раздался сбоку мягкий мужской голос. – И я жду. Давно уже жду – два с половиной дня. Ведь тот, кому я нужен, должен выразить намерение встретиться со мной. Но сам. И монеты здесь ни причем…

Эмия встрепенулась так, будто у нее изнутри шарахнула молния. Очумела на мгновенье, подумала, что оглохла, – галлюцинации .

Но нет – он стоял у чаши, сложив на груди руки. В шортах, как и говорила Калея, в сланцах, с волосатыми ногами. И майкой с надписью «Zeuss». Серьезный, но в то же время веселый, шутливый и собранный, расслабленный, но внимательный.