Юлия Цыпленкова (Григорьева): Тридцать дней (СИ)

— Если я растрою тебя, следующий цветок увянет, не распустившись, и я утрачу одну из своих сил?

— Да.

— А если завянет бессмертие?

— Ты умрешь.

— А если я умру раньше? — вот теперь мне стало по-настоящему страшно.

Господин вернулся ко мне и обхватил пальцами подбородок, задирая мою голову кверху.

— Если бы мне нужна была твоя смерть, то не сохранил бы сейчас жизнь.

— Моя жизнь важна для тебя?

Он изогнул бровь, ответив насмешливым взглядом. Затем склонился, почти коснувшись моих губ своими губами, и шепнул:

— В тебе мой огонь. Этот дар ты получила единственная.

— Кто я для тебя?

— В тебе мой огонь, — повторил Господин и несильно оттолкнул меня.

После этого развернулся и вышел из покоев, оставив меня осмысливать произошедшее. Сразу стало холодно. Мурашки покрыли кожу, и я поняла, что замерзла впервые за несколько сотен лет, которые провела рядом с Господином. Спешно вернулась под одеяло, зачем-то отметив, что Его огонь жег только меня. Всё остальное так и осталось нетронутым.

— Бесконечный Хаос, — прошептала я, забираясь под одеяло с головой.

Нужно было подумать, как выжить эти тридцать дней среди Его слуг. Он обещал, что мне не причинят зла, но зависть может лишить здравого смысла, и удар в спину я получу… Без чар! Великая Тьма, я обычная смертная. И я бы сказала, что такого не могло случиться со мной, но Хозяин никогда не лжет. Но если цветы — это мои силы, то в чем тогда дар? И невесело усмехнувшись, осознав. Моя жизнь. Его дар — моя жизнь. Что ж, это действительно дар, и мне стоит сберечь его. С этой мыслью я провалилась в сон.

А проснулась от плеска воды в купальне. Некоторое время прислушивалась, думая, что вернулся Господин. Но вскоре поняла, что купальня пуста. Очередной плеск воды на пол заставил меня приподняться на локте. Забыв, что мне стоит быть осторожней, я решительно откинула одеяло, поднялась с постели и дошла до умывальни. Тихий плеск повторился.

Поджав губы, я распахнула дверь, но купальня и вправду была пуста, только в купели прошла легкая рябь. Я поджала губы, подошла к купали и задумчиво потерла подбородок, решая, чьи это проделки. Сделала еще пару шагов, глядя на купель, и оказалась в небольшой луже воды. Тихо выругавшись, я уже хотела отойти в сторону…

Вода тонкими струйками скользнула по ногам вверх. Оплела щиколотки, добралась до колен, я вскрикнула и полетела в купель, взметнув тучу брызг.

— Пришло время платить, — прошелестело над ухом, и я увидела глаза своего пленника на лице, сотканном из воды.

— Какого… — взвизгнула я.

Вода хлынула в рот, заполнила легкие, и мое тело вдруг стало невесомым. Расползлось, как ветхая ткань, растворилась в потоке, подхватившем меня. «Господин будет в бешенстве», — мелькнула последняя связная мысль, и сознание погасло, растекшись прозрачной водой.

Кап-кап… Кап… Кап… Озноб пробрался под кожу. Неприятный озноб, мерзкий. Я поежилась, звякнул металл, и глаза, наконец, открылись. Кап… С волос скатилась капля воды и гулко плюхнулась в натекшую лужицу в которой я стояла. Я мотнула головой, откидывая назад волосы. Они хлестнули плетями по обнаженной спине. Снова звякнул металл. Подняла взгляд на руку, она была закована в железный наруч. Посмотрела на вторую, то же самое. Меня растянули и подвесили на цепях. На ногах колодки, на шее тонкий обруч ошейника. Попыталась вывернуться, суставы обожгло болью, но увидела тонкую цепь, тянущуюся от ошейника к кольцу вбитому в стену.

Недоумение сменилось воспоминанием о похищении. Я закинула голову назад и хрипло рассмеялась. Смех перешел в кашель, когда от резкого движения ошейник впился в горло.

— Великая Тьма, — сипло произнесла я и замерла, прислушиваясь к тишине.

До меня донесся приглашенный звук голосов. Слов не разобрала, но поняла, что говорят несколько мужчин и одна женщина. Значит, не подземелье. Тянет теплом и запахом горящего дерева. Камин. Огонь… А следом пришла новая догадка. Мой похититель оставил меня рядом со своими покоями.

Сейчас я поняла, какую ценность имело мое прежнее зрение. Глазами простой смертной я видела темноту… Проклятье! Я ничего не видела, только то, что выхватывал скудный блеклый луч, лившийся откуда из-за моей спины. Слепота — отвратительное чувство…

— Господин, — прошептала я, — призываю тебя…

Тишина. Он не слышал. И даже если я назову его имя, он не услышит, потому что забрал и этот дар. Ничего не оставил. Только хрупкую оболочку, которая утратит молодость и красоту даже раньше, чем истечет тридцать дней, потому что их срок вышел несколько сотен лет назад. И только бутон цветка бессмертия согревает надеждой на то, что я не рассыпались прахом на тридцатый день своего наказания.