Мари Явь - Атомное комбо

— Вчера она говорила то же самое.

— Она оправит Свену телеграмму, и сразу уедем.

— В городе больше не осталось почтальонов, Пэм. Она не собирается… — Ранди долго не решался озвучить жестокую правду: — Она с ума сошла, Пэм. Она убьёт и себя, и тебя тоже.

Впервые мне захотелось его ударить, причинить ему боль. Такую боль, от которой он бы рыдал и ползал на коленях. Но я тогда лишь припомнила ругательства, которыми потчевали друг друга родители.

— Не подходи ко мне больше! Никогда в жизни!

Мама? Сумасшедшая? Убьёт? Ненавижу!

С Ранди только так и можно было: для тайнотворцев, не знающих физических страданий, боль можно было причинить исключительно словами. Довести его до агонии мог только контроллер.

Ужинали мы в гробовом молчании, а мама ничего не ела, только пила. Отнюдь не молоко. А потом…

Сначала задрожала хрустальная люстра, зазвенела ложечка в кружке, от стенок бокала по гладкости вина побежали круги. Мы замерли, прислушиваясь: непрекращающийся раскат, такой тупой, однотонный, густеющий звук.

— Что же это? — вскочила Магда, подбегая к окну. — Гроза? Зимой-то?

— Не гроза. — Непоколебимость Гвен Дуайт можно было объяснить только тем, что она заранее всё спланировала. Она не собиралась спасаться. Не хотела жить с ненавистным мужем без любимого сына. От Свена она так и не получила ни одного письма за всё это время. — Война.

Магда кинулась к двери, её шаги забарабанили по лестнице. Соскочив со стула, Ранди метнулся за ней, крича:

— Выключайте свет! Немедленно! Нужно везде выключить свет!

— Мама. — Я трясла её, изрядно охмелевшую, за плечо. — Мамочка.

Тогда ещё не было страшно. Только предчувствие. Разве пока мама рядом может случится что-то плохое?

Мы погасили свет, став как будто ещё более беспомощными. Раздались первые раскаты, далеко за городом. А уже через пять минут ударной волной выбило окна на нижнем этаже. Земля дрожала, словно ей тоже было страшно. И грохот… такой шум, что, казалось, он высверлит в голове сквозную дыру от одного виска до другого.

Что шокировало больше всего? То, что война сошла именно с неба. Это было непостижимо, так странно для нас, детей. Место, где жили солнце, Бог и дедушка с бабушкой, осквернили крылья вражеских бомбардировщиков, клеймёные гербом Ирд-Ама.

В одночасье мы потеряли к небу всякое доверие.

Оставив маму допивать остатки вина в темноте, я скатилась с лестницы и тут же поскользнулась. Я с размаху упала в тёплую, чёрную лужу, измазав руки, лицо, волосы, платье. Тяжёлый, незнакомый запах ударил в нос. Магда лежала у двери. Её живот был распорот, в него были воткнуты, как в игольницу, осколки стекла. Она вся была усыпана маленькими бриллиантиками, которые искрились в свете костров, гуляющих по улицам.

Первая смерть, которую я увидела. Взрослые старались уберечь меня от безобразия этой жизни, поэтому с самого рождения я видела и получала только лучшее. Даже служанок выбирали посмазливее. У дваждырождённых такое поверье: мол, до двенадцати лет ребёнок поглощает красоту глазами, впитывает её, как губка воду. Неудивительно, что при такой беспечной жизни, я стала бояться безобидных ящериц.

Что было дальше я помню смутно.

Кажется, я хотела вытащить стекло из её живота, но Ранди оттаскивал меня от трупа, повторяя, что ей уже не больно. Но это было так трудно понять… Не больно? Её с ног до головы изрешетило. Откуда взялось это завидное безразличие?

Когда мама увидела Магду, её вырвало, и это напугало меня ещё сильнее. Я решила, что она заболела. Но как бы ни хотелось плакать, я не могла выдавить из себя слёз. Что-то сломалось внутри. И не только у меня — у всех. Сейчас это кажется удивительным, но в тот раз, выйдя на улицу, мы столкнулись с всеобщей немотой. Люди выбирались из полуразрушенных домов, выползали из подвалов и просто бродили, оглядывались. Это было какое-то коллективное отупение.

Стоило «грозе» утихнуть, мама направилась к выходу из дома. Там, где раньше стояли двойные двери, зиял проём. Натуральные врата в преисподнюю.

Той ночью был полностью разрушен промышленный квартал. Два вокзала из трёх уничтожены. От многих домов не осталось камня на камне. Небо и земля стали одинакового цвета: красными от огня и крови.

Мертвые были разбросаны по улице, как испорченные вещи. Некоторых изрезало осколками. Кто-то сгорел. Но были и те, у кого не оказалось никаких внешних повреждений — убитые взрывной волной.

Я шла за мамой, за нами следом брёл Ранди.