Василий Криптонов - Палач, скрипачка и дракон

Лиза покачала головой. В подобном легко себе представить Энрику — бойкую, решительную девицу, готовую хоть с самим Диасколом в пляс пуститься, лишь бы не скучно. А ей, Лизе, завтрашней монахине, к чему такое?

— В город ездила, — послышался сзади голос матери. — Там сейчас такие в моде. Вот, решила…

— Спасибо тебе, мама, — сказала Лиза, подумав, что поблагодарить в любом случае лишним не будет. — Да только, боюсь, не по мне они. Не пустят в монастырь в таком вот…

— Ой, все-то ты с монастырем своим! — Мама развернулась, пошла обратно в кухню. — Ну срежешь цепочки, сойдут за нормальные. Делов-то…

Тон матери Лизу не обманул — обиделась. Даже не обиделась, а глубоко огорчилась, что таким вот нелепым подкупом не вернула в мир дочкину душу. Горько стало и тяжело. Захотелось уступить, чтобы в этот последний день увидеть на лице матери улыбку. Но вот улыбнулся из вечной тьмы Диаскол, и Лиза решительно обула свои стертые ботиночки.

Закутавшись в старенькое пальтишко, которое еще мать в ее возрасте носила, Лиза пересекла дворик, толкнула калитку, с которой осыпался на руку пушистый снежок, и чуть не натолкнулась на кого-то. Мужская рука легла ей на плечо, останавливая.

— В монастырь собралась, а сама в землю смотришь, — произнес укоризненно голос. — В небо смотреть надо, там Дио живет!

— Дио — везде, — возразила Лиза, прежде чем поняла, что над ней смеются. Да не кто-нибудь, а Рокко, ученик колдуна. Вспыхнув ярче утреннего солнца, Лиза отстранилась.

— Да не шарахайся ты, я со святой водой, — махнул бутылкой Рокко. — Видишь? Был бы совсем плохой — сгорел бы сейчас, к Диасколу. Хошь — глотну? — И он сделал вид, будто пытается вынуть пробку из бутылки.

— Оставьте меня, пожалуйста, со своими греховными разговорами, — сказала Лиза, бочком обходя дерзкого парня. — Я хочу с подругой поговорить…

— Вот как… — расстроился Рокко. — А чего ж ты мне душеспасительных слов не скажешь? Я, может, не совсем пропащий-то! Мне б кто по-доброму, по-понятному разложил про Дио, так я бы и…

— А вы приходите в церковь на службу, да исповедуйтесь после, — сказала Лиза.

— Это Ламберто, что ли? — фыркнул Рокко. — Да он от моей исповеди со стыда сгорит живьем, а мне отвечать. Не… Давай, я тебе исповедуюсь?

— Мне сан не позволяет. Прощайте, синьор Алгиси.

Лиза отворила калитку дома Маззарини и укрылась от наглого взгляда. С улицы послышался смех Рокко, звук шагов — снег заскрипел. Лиза перевела дух, потерла щеки, которые отчего-то пылали.

А Энрика все играла. Закрыв глаза, растворившись в музыке, со сверкающими в черных волосах снежинками…

Нильс А́льтерман смотрел на полускрытое мглою изображение Дио и пытался отыскать в душе покой. Он специально пришел в церковь так рано. Потом будет служба — толпа соберется. А дальше — работы непочатый край. Обойти неблагополучные дома, патрулировать улицы, присматривать за сборищами молодых.

Молодых! Нильс усмехнулся. Надо же, как быстро черту провел. Ведь пару лет назад сам еще в сопляках ходил. Да и сейчас — не так чтоб старик, двадцать пять лет всего. Другое дело, что в плечах широк, да кулаки — пудовые. Ну и ума с опытом прилично накопилось. Хватило, чтобы судьбу верную выбрать, да выбора держаться. Только… Отчего-то неспокойно на душе, хоть ты тресни.

Минул первый год жизни в Вирту. Удачный был год, нечего сказать. Пришел никем, а теперь — начальник над карабинерами. Почетная должность, отличное жалованье, а то, что в нагрузку пришлось на себя палачество взвалить, — так это ерунда. Ну кто в этом мирном городке так набедокурит, что ему голову рубить придется? Самое большее — за решетку на неделю. А уж это Нильс умеет, слава Дио.

Первые несколько месяцев Нильсу прохода не давали девушки. Но потом постепенно отстали, убедившись, что рослый красавчик угрюм, нелюдим и на юных прелестниц отчего-то посматривает недобро. Друзей в Вирту у Нильса не завелось, поэтому он никому и не рассказывал, что, однажды поддавшись чарам красавицы, навлек на себя проклятия и изгнание. Никто, кроме жреца Фабиано Моттолы, не знал, что на родине его чуть не казнили. Спасибо уж, хватит с Нильса так называемой любви. Кусок хлеба есть, крыша над головой не протекает, — вот и ладно.

— Спасибо, — шепотом сказал Нильс, глядя на изображение Дио. — Спасибо, что дал возможность искупить вину, жизнь прожить достойно. Клянусь, не упущу второго шанса. Знаю, не каждому дается…

— Эй, хозяин! — Нильс нахмурился, услышав за спиной такой неуместно веселый голос. — Плесни-ка пенного, чтоб Дио в сердце снизошел!