Сара Хеннинг - Морская ведьма [litres]

Но я не говорю этого. Я не могу.

Если гостья желает отдать голос, чтобы доказать свою любовь, так тому и быть.

– Очень хорошо.

Другим своим щупальцем я обвиваю ее талию и притягиваю ближе. Кажется, будто девочка уже потеряла голос: ее губы раскрыты, но оттуда не вырывается крик. Я кладу пальцы на голую кожу ее шеи. Она выглядит сияющей и изысканной даже в тусклом свете моего обиталища. Жемчужина в мрачных глубинах. Под теплой кожей ощущается ее быстрый пульс. Это первое сердцебиение, которое я слышу с тех пор, как держала в руках умирающую Анну.

– Расскажи мне, что именно тебе нравится в Николасе.

– Вы… вы хотите, чтобы я рассказала?

– Твой голос остается в твоем распоряжении еще пару минут, дорогая. Используй это время с умом.

Девушка снова сглатывает и делает глубокий вдох.

– Впервые я увидела Николаса в тот день, когда мне исполнилось пятнадцать. Можно сказать, это была любовь с первого взгляда. Только вот я уже видела его лицо. Его статуя стоит в саду у нас во дворце. Эти красные розы, что я принесла вам, растут прямо…

– Да, Ольденбурги помешаны на статуях, – подтверждаю я. Я снова говорю, как Ханса. – Но что-то я пока не вижу в этой истории любви. Сплошные совпадения и садоводство.

Девушка облизывает губы и продолжает:

– Я оставалась у его корабля всю ночь, наблюдая за ним. Затем после полуночи начался ужасный шторм. Волны хлестали так сильно, что корабль перевернулся на бок. Матросы плавали в воде, но я не могла отыскать взглядом принца. – Тут она запнулась. – Я нырнула и опускалась на глубину, пока не отыскала его. Николас не шевелил ни руками, ни ногами. Глаза его были закрыты. Я подняла Николаса на поверхность и держала его голову над водой. Так мы провели всю ночь. Когда встало солнце и море успокоилось, я поцеловала его в лоб и доставила на берег.

Машинально мое щупальце крепче сжимает ее талию, когда я вспоминаю об Аннамэтти. Хотя я столько раз видела эту историю в книгах, что выучила ее наизусть: шторм, кораблекрушение, спасение.

– И? – спрашиваю я.

– Я оставила его на пляже рядом с большим зданием, а сама спряталась за камнями, покрытыми морской пеной. Вскоре его обнаружила прекрасная девушка и забила тревогу. Я знала, что принц будет жить. Он очнулся и улыбнулся девушке.

– А тебе?

– Нет, – голос девушки снова обретает решительные нотки, – но я желала ту улыбку. И желаю ее до сих пор. Мне нужно, чтобы он знал: это я его спасла. Я его люблю. И хочу, чтобы Николас меня полюбил.

Ах. Она мне соврала.

– Но ты сказала, что он уже любит тебя.

Обличенная девушка отводит взгляд. Помолчав, она продолжает.

– Последний год я наблюдала за ним. Я знаю: если мне удастся стать человеком, принц полюбит меня. Он считает, что влюблен в девушку с пляжа, но я спасла его. Я спасла Николаса.

Как и Анна, эта девочка верит, что заслуживает его. И она готова рискнуть жизнью и всем, что есть, ради принца. Но ею не движет месть.

Эта гостья хочет жить долго и счастливо.

И я не могу упрекнуть ее в этом. Даже после стольких лет я продолжаю хотеть того же для себя.

– Это очень глупый поступок, – говорю я наконец, – но ты должна сделать так, как считаешь нужным.

И с этим я произношу заклинание, которое звучало на устах моей умирающей матери. Его она использовала, чтобы спасти меня от самой себя.

– Gefa.

Глаза маленькой русалочки округляются. Она пытается вырваться, но мое щупальце крепко держит девушку, пока я впиваюсь бледными пальцами в ее глотку. Незримая тяжесть опускается в мои руки – прекрасный голос впечатывается в извилистые линии моих ладоней. Линия сердца, жизни, судьбы.

Я отпускаю ее и подхожу к своему котлу из магии и песка.

Внутрь я кидаю голос девушки – искрящийся сгусток света во тьме.

Котел начинает сиять. Из своей пещеры я достаю копье рыбы-меч и стерилизую его в потоке. Я живу одиноко, но люблю чистоту. Затем, наклоняясь на бурлящим котлом, я прокалываю кожу на груди – прямо над сердцем. Жизнь больше не требуется. Но чтобы темная магия сработала, все равно нужна жертва. Любой предмет, имеющий силу.

Темная, как полночь, кровь сочится в мутной воде. Тягучая, точно черная патока, она стекает в сосуд, проскальзывая сквозь былое сияние голоса. Они смешиваются и перемешиваются. Нагревают котел, раскаляя – пока он не начинает напоминать шаровую молнию. Как будто комета упала на дно бухты.

Над свечением вздымается пар. Он кружится, танцует и отбрасывает жуткие тени – как в самую страшную ночь. Лес полипов приобретает пугающие очертания, отступая от бушующей магии.