Кира Измайлова: Старое платье королевы [litres]

Я вспомнила вдруг тень Эвы на лестнице. То, как она выжидала, а потом толкнула Одо в спину. Может, если бы не это, он не отделался бы сквозным ранением? Или целились в меня, а она сделала Одо щитом? Ведь не возвращаться же, чтобы спросить…

– Да не рыдайте вы! Ну или хотя бы не на груди у его превосходительства рыдайте, ему же больно! – Данкир силой оторвал меня от Одо. – Подумайте, что люди скажут!

– Наплевать, – всхлипнула я. – После Восхождения никто ничего не посмеет сказать. И вообще…

– Расскажете, что там было? – жадно спросил он.

– Да. Непременно расскажу и прикажу внести это во все хроники, – опомнилась я. – Чтобы любой претендент знал, на что идет…

Он выразительно взглянул на мои босые ноги – правая перевязана грязным платком, – потом на залитое кровью платье, растрепанные волосы, зареванное лицо.

Ничего… Главное, Одо жив – я держала его за руку и чувствовала пульс, слабый, но ровный. Он же Химмелиц, а Химмелиц – скалы, которые не сдаются просто так, сам сказал…

– Кажется, королевский крап снова войдет в моду, – задумчиво проговорила баронесса Эррен, разглядывая забрызганную кровью юбку.

– Ничего, будет что снять с модников в пользу бедных, – усмехнулась графиня Эттари.

Я не успела ответить: Одо наконец открыл глаза – словно после страшного сна, он силился выговорить что-то, но не мог и только хватался за мою руку…

– О, кажется, теперь его превосходительство не сможет заснуть без своей Эвы – его будут мучить кошмары, – не удержалась от шпильки графиня Эттари.

– Мы вышли, – шепнула я ему на ухо. – Вышли. Двуединая вывела. Данкир вас заштопал, так что вставайте… Нужно встать – у нас еще столько дел!..

– Я бы предпочел Боммарда, – едва слышно ответил он, приподнявшись на локте.

– Непременно вызовем, но сначала нужно показаться людям.

– Что, вот так? Вы себя со стороны видели? Пугало огородное, а не королева…

– Какую заслужили, – мстительно ответила я и протянула ему руку. – Вставайте. Данкир сказал, что в ближайшее время вы не скончаетесь, так что нечего симулировать!

Канцлер встал на ноги сам. Нет, я думаю, Данкир помог, но… ненавязчиво, он это умеет, когда хочет.

– Идемте. Покажемся. – Одо вынул из-за обшлага еще один платок и тщательно вытер мне лицо. – В самом деле час поздний, люди ждут… Ну а теперь-то зачем плакать?

– Какое же вы невыносимое бревно, Мейнард… – процедила графиня Ларан и отвернулась.

– О, да вас можно поздравить, ваше величество? – тут же встряла графиня Эттари.

Я прижала руку к груди, но прятать перстень было поздно: все свитские уже наверняка его разглядели.

– Да. – Я сглотнула. – Мы хотели объявить о помолвке сразу после Восхождения, но, кажется, ее придется отложить, пока Одо не… не… оправится после испытания. И я тоже.

– Как это скромно с вашей стороны… – Одо взял меня за руку. – Идем. Покажем людям королеву, которую они заслужили…

Ну да, именно такую: грязную, босоногую, растрепанную, с замурзанным лицом. Ту, что, падая и спотыкаясь, тащила на себе верного человека по этой треклятой лестнице, когда его подстрелил какой-то мерзавец. Ту, которую под руки внесла наверх Двуединая, – так это выглядело со стороны.

– Я же не сделала ничего особенного… – прошептала я, когда нас оглушил рев толпы. Одо еще снял мундир, оставшись в одной окровавленной рубашке: это выглядело эффектно.

– Это вам так кажется. Но не огорчайтесь: еще будет и сложнее, и страшнее, и… Хотя не представляю, что может быть страшнее помолвки с вами.

– Мы ее не подтвердили, можете разорвать.

– Не могу. – Одо смотрел в упор. – Я снял перстень добровольно. Я говорил вам, как это бывает. А вы… ну, попробуйте, верните его мне.

Конечно, я попыталась. Какое там: перстень, казалось бы, большой, мужской, сидел как влитой.

– Это нечестно, Одо, – сказала я. – Вы хотели спасти меня и Дагнару, пускай даже ценой собственной жизни. А я теперь просто не хочу вас отпускать, потому… потому что я глупая девчонка, как вы говорите, и мне без вас… я не смогу без вас! Это неравноценно!

– Я не сумел отдать перстень той Эве, как ни старался. На этом – точка, – произнес он и покосился вниз, на толпу. – Говорите, вы никогда не целовались?

– Я… что?..

Пожалуйста, никогда не проделывайте этого впервые на глазах у тысячной толпы. Очень неловко, клянусь Двуединой.