Ксения Татьмянина - Ветер Безлюдья [СИ]

Я заварила чай, отнесла на столик у окна чашки и корзиночку с курагой, фруктовый хлеб, сервировала все, и заглянула через плечо в ее экран. «…как символ верности и любви. Романо взял тонкие девичьи пальчики в свои руки и с нежностью сжал их. Они были холодны, как лед. А его были горячи, как пламя…».

— О, Романо, — с усмешкой не сдержала я комментария, и мама тут же оживилась:

— Отцу звонила?

— Да, я после тебя сразу к нему поеду.

— Новый год?

— Он никуда не уезжает, так что придет, уверена.

— Подарка от меня все равно не увидит. Я терплю его присутствие из-за тебя. Только потому, что он тебе отец.

Вот это напоминание про «терплю» на мое настроение бросило тень.

Родители давно развелись, жили отдельно, не общались и не скрывали от меня всю степень своей неприязни друг к другу. А мне так хотелось… нет, не чтобы они снова были вместе, а чтобы оставалась хоть капля благодарности и теплоты. Чтобы каждый не «кусал» другого даже на расстоянии, в разговоре при мне.

Воспользовавшись ожиданием и тем, что текст снова заставил маму отвлечься от слов, я достала наушники и включила на персонике музыку. В таблетках началась тихая песня. Меняла треки, переходила на радио и вещание с ближайшего тв. Ничего.

По пути сюда я проделывала тоже самое и на улице, среди потока попутчиков, и на станции и в самом вагоне. Но пусто — ни одной фразы чужой мысли. Я планировала попробовать и тут, с мамой, внутренне немного побаиваясь, что сработает и я услышу, что там у нее в голове… но тоже зря.

Феномен не повторился.

Я все отключила, села в кресло, и поддалась грусти.

Мамина фигурка в рабочем кресле казалась еще меньше. Она держала осанку, сохраняла изящество движений. В ней эта женственность не умирала даже в семьдесят два. Если бы не седые волосы, то я бы сравнила ее с Клеопатрой — длинное каре, жирные черные стрелки, ярко подкрашенные губы. Мама наводила макияж и хорошо одевалась, даже если была дома и никуда не собиралась выходить. Правда, она часто устраивала прямые трансляции с читателями. Записывала видео на канал об отношениях, любви и сексе. Или чатилась с сестрой Лолой, моей второй тетей.

— Я почти закончила. Разливай чай и я готова слушать.

— Что?

— Твои оправдания… нет, твои объяснения, почему сегодня ты опять пришла в своих кедах и куртке, когда я тебе дала в прошлую встречу все каталоги и рекомендовала сменить гардероб. Я всю жизнь буду биться с тобой в пустую, да?

— Ма, никто так старомодно не одевается. На наш возраст приходится мода унисекс, некрасивым считается выпячивать гендерную принадлежность.

— Что за чушь?

— Согласна. Но тебя же не устраивает мой ответ, что мне наплевать на то, что сейчас в моде.

— Не забывай, Лисенок, что ты выиграла конкурс моделей для каталога «Fe-mi-mi». С твоими данными ты можешь покорить кого угодно. Слава богу, в меня — стройная фигурка, огромные глаза… карие, правда, в отцовскую породу. И рыжая.

— Ты заставила участвовать меня в этом конкурсе и мне было восемь.

— Самая красивая девочка Сиверска. А как ты пользуешься своим капиталом? Два любовника за всю жизнь, ни мужа, ни детей до сих пор. Помни, что тебе еще три года до сорока, а потом мед. услуги по беременности столько будут стоить, что ой-ой.

— Мама, — особым тоном произнесла я, давая понять, что мне такой разговор не по душе, — пошли пить чай.

Она поднялась с места, оставила свои очки на столе, потерев от усталости переносицу и подошла.

— Тебе не нравится это слушать, я понимаю, не надо кривиться и бурчать. Это правда жизни. Не будет детей, не будет будущего. А сколько ты там уже скопила на своем пенсионном счету, много? То-то же. Не дай бог, будешь как эта старуха, которую ты посадила себе на шею.

— Мама…

— В том и дело, что я мама. Я знаю, я вижу, я беспокоюсь не зря. Ты выглядишь моложе своих лет, ты следишь за собой, ты здорова. Ну, что не так? Почему ты одна? Почему ты не думаешь о детях? И женщине нужен мужчина. Для здоровья физического и морального. Одиночки вымирают!

— Ты же одна и ничего. Без мужчины.

— Не переводи стрелки. Я отстрелялась, и у меня все было. И ты мой ребенок.

— Ма, — я протянула руку и примирительно погладила ее ладони, напряженно лежащие на коленях, — давай не снова, давай не сегодня, давай не будем о том же. Все придет, все будет. Не хочу я с кем попало семью заводить.

Мама вздохнула, взялась за чайник и разлила нам чай.

— Самое гадкое, Эльса, знаешь, что? — Она добавила это после долгой паузы и я затаила дыхание в надежде, что тема сменится. — Что этот редактор, гад, называет меня Надей. «Наденька, мое почтение» — говорит он по телефону. «Наденька, как возможно, что вас больше не читают как раньше?». Отвратительная манера речи, столько «кудряшек», и имя коверкает, старомодный русофил. А я Надин. Больше половины своей жизни я — Надин, и читатели знают меня, это уже Имя с большой буквы в литературе.