Надежда Мамаева: Попасть в отбор, украсть проклятье

Думала, что это у кого-то из одногруппников зомби сорвалось с аркана. Хотя я же специально выбрала участок подальше от остальных, чтобы мне не помешали.

— А пока вы копали, ничего подозрительного не было? Голосов, звуков? — по ходу моего рассказа уточнил ворон.

— Да вроде нет, — пожала я плечами, покосившись на лысого здоровяка, которого ворон поименовал Грансом. Он был предельно сосредоточен и держал перед собой на вытянутой руке за шнурок записывающий кристалл.

Да уж, я как-то себе слегка иначе представляла допросы: комната, стол, стенографист, сидящий в углу, а главное — возможность свидетеля оставить подпись под собственными показаниями. А не вот это вот все, когда я изображала рукоять меча, торчащего из спины воина.

Хотя все правильно. Это же каратели: дело для них превыше всего. Про них даже шутка ходила: что для остальных имперцев «сделай или умри», то для карателя «умри, но сделай». Причем последнее было не метафорой: были случаи, когда эти маги, действительно уже будучи мертвыми, доводили до конца порученное им.

Меж тем в груди нарастало странное чувство. Будто бы пустота. Неужели из меня, как и из всякого мага после смерти, уходил дар? Это что же… Вот сейчас тьма, которая стала частью меня, покинет душу, улетит обратно в мир Граней. Спустя годы, а может и десятки, сотни лет, какой-нибудь юный одаренный найдет ее, заберет вместе с частицей моей души и станет некромантом. А я же окончательно отойду в небытие, умру, растворюсь, так и не попрощавшись с близкими. Последнее было особенно обидно: я не увижу больше Найришу, Морриса, братьев-близнецов, дядю, нашего рыжего кота и даже привидение Йоко не увижу…

Видимо, до этого момента я все же верила, что с моим телом не произошло ничего серьезного, что вот сейчас я отвечу на все вопросы карателей и меня вернут в него. Я откинула голову и взглянула на небо.

Сегодняшняя полночь пахла звездами. Они, безмолвные, величественные, безукоризненные, взирали на землю с недосягаемой высоты. Далеким светом озаряли этот подлунный мир и будто шептали мне: ничто не вечно. Примиряли с мыслью о бренности, дарили покой.

— …лицо этого человека? — в мысли ворвался голос ворона. Видимо, он не в первый раз задал вопрос.

— Что? — отрывать взгляда от звезд не хотелось.

— Вы запомнили лицо напавшего на вас? Его ауру? — Терпению ворона можно было позавидовать. А его твердокаменной настойчивостью и вовсе — убить.

— Да, запомнила… — рассеянно ответила я, все так же глядя ввысь. Мои глаза наполнились звездами.

Бескрайнее темное небо с россыпью огней успокаивало. Говорят, кто-то, глядя на него, хочет мечтать. А я сейчас — просто жить.

Но откуда-то пришло понимание: уже ничего не исправить. Как не остановить падающий с неба метеорит.

— Каким оно было? — голос ворона зазвенел, словно он что-то почувствовал.

— Лицо — обычным. Испуганным. А вот аура — она переливалась…

Договорить я не успела, на погосте появились новые гости: на этот раз те, кого ждали. Преподаватель боевого факультета и магистр Менханаф. Один с атакующим арканом наизготовку, второй — с какой — то светящейся склянкой в руке.

— Что происходит? — Менханаф, по обыкновению, говорил отрывисто. Преподаватель алхимии был скуп на слова почище, чем цверг — на чаевые.

— Допрос, не мешайте, — меченый каратель показал светящуюся бляху.

— Как хорошо, коллеги, что вы пришли! — раздался из-за надгробия надтреснутый старческий голос Гыргырницкого. — Мне нужно стабилизировать тело. Не могу понять, что с ним. Оно не повреждено, но…

В этот момент я почувствовала, как из груди утекает темный дар, а я сама — отделяюсь от тела, в которое вселилась.

Увидела, как карта неба свернулась в спираль, как звезды над моей головой превратились в белые размазанные нити и закрутились в воронке с бешеной скоростью. Последнее, что запомнила, — магистра Гыргырницкого, который, положив мое тело в пентаграмму, начерченную прямо между могил, читал заклинание удержания.

Умирать оказалось делом зело противным. Сначала я проваливалась в какую-то серую воронку. И нескончаемо неслась через самый ее центр, где вихрь драл меня во все стороны на клочья. Дар медленно покидал меня, душа пустела.

Почувствовала себя обманутым ребенком. Божьи дланники в своих храмовых проповедях обещали, что посмертие — это райские кущи, где праведники могут хорошо проводить время. Но то ли время в загробном мире такое бдительное, что его не проведешь, то ли мои грехи столь весомы… В общем, как-то с райскими кущами отношения у меня не сложились. А для тепленькой геенны, видимо, натворила недостаточно.