Елизавета Дворецкая - Дар берегини

Прошел год после встречи у речного брода, думала Прекраса, тайком ощупывая гребень берегини в мешочке на поясе. Оказался позади кусочек от того будущего, что лежало перед ней, когда она на плесе впервые говорила с Прядущими у Воды. Пока еще совсем маленький кусочек. Его потеря не внушала страха – ведь то, что лежало впереди, во много раз его превышало. Она еще успеет совершить все, что ей суждено. Родит Ингеру здорового сына, взойдет на киевский стол. Одолеет всех соперников, крепко возьмет в руки власть над Русью, чтобы обеспечить своему ребенку торжество над соперниками.

Год назад она была девчонкой, что в этот же месяц травень выходила в одной сорочке покормить кур. Что она могла, заброшенная в такую даль от родных и наставников, вооруженная лишь переменчивой благосклонность бездушной стихии воды? Но этот год наделил ее опытом и мудростью. Она не просто вошла в новый род и приняла новое имя – она стала другим человеком и на ту Прекрасу с выбутского брода смотрела, как княгиня, проплывая на лодье мимо рыбачьей избушки, смотрит на девчонку, стирающую белье у мостков. Между ними не осталось ничего общего. Почти ничего.

Лишь одно сейчас роднило будущую киевскую княгиню с юной дочерью перевозчика, которая всю свою жизнь без остатка вложила в первый порыв неопытного юного сердца. Любовь к Ингеру, к тому, ради кого она покинула родной дом и превратила свою жизнь в сказание с таинственным истоком и грозным завершением. Эта любовь бесконечна, как бег крови по жилам. Она не иссякнет, пока бьется сердце и дышит грудь.

Один год миновал. Еще шесть осталось. На первых шагах она споткнулась и познала боль неудачи, но зато теперь лучше понимает, какая долгая дорога – жизнь и как много на ней поворотов. Вооруженная новой мудростью и крепнущей чародейной силой, Ельга-Прекраса ни о чем не жалела.

Я вовсе не утверждаю, что все так и было. На идею этого романа меня навела известная двойственность литературного образа княгини Ольги: она и жестокая мстительница, и милосердная, исполненная добродетелей святая. Две стороны ее натуры, отразившиеся в источниках (летописи и житии), настолько не соответствуют одна другой, что наводят на мысль: да об одной ли женщине идет речь? Не о двух ли совсем разных? На самом деле – нет. Княгиня Ольга как историческая личность, конечно же, была одна, а противоречивость ее образа, дошедшего до нас, вызвана другими, чисто литературными причинами. Короче говоря, противоречивой была не ее человеческая личность, а литературный образ Ольги, формировавшийся в течение длительного времени и при помощи разнородных источников. Подробно я рассказываю об этом в моем исследовании под названием «Княгиня Ольга. Пламенеющий миф». Но мысль о том, что мифологический образ Ольги возник из слияния образов двух разных женщин, показалась мне интересной сама по себе и перспективной в художественном плане. Этот роман родился как игра сюжетами «большого мифа об Ольге», который приводится во множестве ее популярных биографий и освещает ее жизненный путь от начала – встречи с Игорем на перевозе – до конца: смерти и канонизации.

Сюжет о встрече на перевозе возник как самая поздняя часть «Ольгиного мифа» – он впервые встречается в «Степенной книге царского родословия», созданной в середине XVI века. Он отвечает скорее популярным в ту эпоху сюжетам о мудрой деве, своей мудростью достигшей выгодного брака, и даже сказкам о разумной девушке, вышедшей замуж за царя, чем каким-то историческим реалиям. В том же исследовании («Пламенеющий миф») я привожу подробные доводы, почему в ту эпоху девушка низкого происхождения не могла стать законной женой князя. Интересующихся отсылаю к нему, а здесь скажу, что при всей своей недостоверности сюжет о древнерусской Золушке относится к неувядающим, интересным в любую эпоху, а к тому же он дает возможность показать некоторые стороны раннесредневековой жизни и сознания, которые привлекали к себе мало внимания. Равно как и «Первая древлянская война» Игоря, после чего дань с древлян стал получать воевода Свенельд и что привело в конце концов к самым известным и кровавым эпизодам «большого мифа об Ольге».

Однако главная сюжетная интрига этого повествования еще впереди.

Сумежье (от слова «межа») – пограничье между своими краями и чужими.

Сустога – застежка (иначе фибула), обычно в виде кольца с иглой.