Дарья Сорокина - Я знаю, что делать [СИ]

— Я не об этом. Как вы оказались здесь сегодня, что вы делали ночью, утром? — голубые глаза пытливо изучали выражение лица девушки.

Аби задумалась. Она помнила вчерашний день, помнила прошлую неделю, целую вереницу одинаковых и серых месяцев, упорядоченных и выверенных до минуты. Завтрак, туалет, процедуры, обед, прогулка, полуденный сон, туалет, процедуры, ужин, туалет, сон…

Но сегодняшнее утро было покрыто непроницаемой скорлупой. Как она очутилась в этом кабинете? Почему этот человек взял у неё кровь для анализов? Кто он вообще такой? Почему она скована по рукам и ногам?

— Я… — паника нарастала, и Абигейл тряхнула наручниками, пытаясь их сбросить. — Кровь, везде кровь, господин Отто! Я сделала что-то плохое…

Бумаги, мнимым беспорядком захватившие столешницу, равнодушно взирали на молодого доктора, в который раз восстанавливавшего в памяти отметины на теле молодой девушки.

Изъеденные инъекциями изможденные руки, на которых не осталось и места нетронутого шприцем. Что ей колет Вайнштайн, какое-то новое лекарство от истерии, почему ран так много?

На запястье нашлась резаная рана. Она вполне могла сама себе навредить — такое встречалось достаточно часто даже среди здоровых людей, что уж говорить о постояльцах Асилума? Другой вопрос — если рана была получена ночью, почему так быстро зажила?

Отто еще раз взглянул на свое запястье. Чем мог бы поранить Фридрих племянницу?

Перед глазами прозектора снова всплыло измученное бледное лицо Абигейл, выветривая мысли о посещении особняка.

— Так, хватит, — сипло выдавил он, подхватывая чашку с давным-давно остывшим кофе. — Нужно сделать перерыв.

Естественно, перерыв устроить не получилось — в дверь кабинета постучались и бесцеремонно вломились, не дожидаясь ответа.

— Господин доктор, там еще одного привезли, — молодой офицер тут же скрылся за дверью, прекрасно зная — прозектор сейчас накинет халат и проследует за ним.

Отто снова тяжело вздохнул и, отставив пустую чашку, убрал записи об Абигейл в папку с безымянными пациентами. Не от паранойи, просто туда заглядывал чаще.

— Где нашли тело, офицер? — Отто бросил беглый взгляд на искореженный смертной судорогой труп бродяги.

— Недалеко от центрального вокзала, доктор, — явно не привыкший к таким видам полицейский старательно отводил взгляд от худого желтого тела в струпьях. — Вроде как местные жители его опознали.

Доктор хмыкнул, натягивая перчатки.

— Еще одна жертва чумы? Сейчас посмотрим, чем он нас порадует, — нацепив маску, Отто склонился над телом и внимательно осмотрел лицо погибшего. — А вот это уже интересно, — пальцы пробежались по засохшей корке крови на худой шее. — Нашего бродягу убили, офицер. И убийца на этот раз — не чума.

Взяв в руки скальпель, он сделал короткий надрез на левом запястье убитого. Рана получилась точь-в-точь, как на руке Абигейл Элрих.

— Дело становится все интереснее.

Отто сказал, всё будет хорошо. Можно ли ему верить? В последнее время Абигейл слишком часто слышала это приевшееся обещание.

Так постоянно говорил Вайнштайн на очередном сеансе, то же самое твердил лаборант, когда вставлял ей в рот шпатель и настраивал электроконвульсатор, пока она с ужасом вдыхала запах хлорида натрия и ждала очередной процедуры.

Так она сама шептала себе, потянув ноги к груди, лежа на жёсткой кровати в ожидании новых кошмаров. Почему она должна верить малознакомому прозектору, если Аби давно перестала верить сама себе.

— Потому что ты шлюха! Как и твоя мать! — пропищал мерзкий голосок, похожий на назойливого комара. — Я всё видел!

Мать не была плохой женщиной. Напротив, гордость не позволила ей обратиться за помощью к брату, когда с отцом случилась трагедия. Не прошло и года, она вышла замуж. Не по большой любви, а скорее из нужды.

Деньги, оставленные отцом, по завещанию могла обналичить лишь совершеннолетняя дочь. Но добросердечный адвокат помог найти пару лазеек, когда мать узаконила свои с ним отношения.

— Я видел, как ты смотрела на этого трупореза. Тебе понравилось, когда он трогал тебя руками, которыми вскрывает мёртвых бродяг и проституток.

Абигейл заплакала. Голос знал все её слабости и мысли. Отто понравился ей, ему хотелось довериться. Она слишком часто рисовала в своём воображении, как молодой прозектор увозит её из Асилума.

— Увезёт, конечно, увезёт, только на катафалке, — визгливо посмеивался голосок.