— Не плачь, Аби, — проговорил он басом. — Я тебе все объясню.
Зрение вернулось как раз вовремя, чтобы увидеть, как девушка почти запрыгивает на стол с пробирками. Глаза, только что исходящие слезами, мгновенно высохли, расширяясь от испуга.
— Почему ты жив? — прошептала она, нащупывая отброшенный револьвер.
— Об этом я и хотел с тобой поговорить, — собственный голос звучал непривычно. — Мы с тобой — уникальны, Аби. Но нас создали разные люди.
Он сделал шаг к ней, но девушка схватила револьвер и снова направила на него.
— Не подходи!
Отто склонил голову на бок и хищно улыбнулся.
— Хорошо, не буду. Просто послушай меня, ладно?
Он дождался ее нервного кивка и тяжело вздохнул, разрывая рубаху. Пуговицы разлетелись по лаборатории, уносясь в углы и ударяясь о металл оборудования.
Он услышал удивленно-восторженный вздох Абигейл, наблюдавшей, как раны на груди зарастают, словно их не было.
— Все началось в Асилуме, Аби, — начал свой рассказ Отто. — Твой дядя владел островом Надежды, откуда доктор Вайнштайн закупал кларафаль для медицинских экспериментов. Через некоторое время в Геттинбурге появилась чума. Думай, Аби, слушай и думай.
Он скинул рубаху и бросил на пол. Все равно заново дезинфицировать, одной тряпкой больше, одной меньше — какая разница?
— А потом твой дядя решил поиграть в мецената и проспонсировать исследования доброго доктора. Но вот незадача, в пациентах Асилума значилась некая Абигейл Элрих, — он вскинул брови. — Понимаешь, что сделал дядя?
— Отказал в деньгах?
— Хуже, прикрыл поставки, — прозектор кивнул на пробирки за ее спиной. — Мне удалось взять несколько образцов из мертвых тел, Аби. Я хотел найти лекарство. К тому моменту, когда ты попала в Асилум, я уже сам был болен.
— Но ты выжил.
— Да, каким-то образом мой организм усвоил сыворотку. Как видишь, очень хорошо усвоил.
— Но дядя?..
— Вайнштайн не мог прекратить исследования. Ему требовалось больше кларафали. И когда Фридрих потребовал тебя выпустить, доктор проделал с тобой тоже, что и с нищими в нижних кварталах. Он тебя заразил.
— Шрам, — девушка бросила взгляд на левое запястье и не обнаружила там никаких следов пореза. — Я такое же чудовище!..
— Мы не чудовища, Аби, — он быстро подошел к ней и, отобрав револьвер, откатил по столешнице. — Ты — самая прекрасная девушка на свете, — он взял ее за подбородок и приблизил лицо к своему. — Я и не думал, что когда-нибудь встречу такую… такую…
Аби взмахнула ресницами, словно требуя продолжения.
— Прости, я не поэт, всего лишь прозектор, не мое это дело — говорить комплименты, — и он тут же впился губами в ее, прижимая хрупкую девушку.
Она не оттолкнула, просто замерла, то ли боясь спугнуть, то ли сама испугалась. А пламя внутри Отто разгоралось сильнее. Ему казалось, он светится изнутри. Исчезла ярость, сменившись тихим огнем домашнего очага.
Оторвавшись от невообразимо сладких губ, он услышал ее стон-вздох и отстранился.
— Прости, Аби, я…
Ее рука обняла его за талию, не позволяя отойти.
— Значит, всему виной доктор Вайнштайн?
И как только она это сказала, в голове будто щелкнуло — вспомнился визит дяди в Асилум. Они виделись! Виделись до того, как она оказалась в особняке!
Она знала, что Вайнштайн с ней сделал — он сам ей все рассказал, когда вводил кларафаль!.. Он отдал ей приказ убить дядю Фридриха и всю семью.
Она ведь знала, что дяде грозит опасность! И этой опасностью была она сама!..
Слезы скатились по щекам девушки, а пальцы сами по себе сжались в кулаки.
— Аби, я хочу тебе помочь, — прошептал Отто, снова обнимая ее.
Девушка обхватила молодого доктора, вдохнула уже ставший родным запах его кожи.
— Я знаю, что делать.