Оливия Штерн - Избранная и беглец

«С ума сошел, — вяло ворочались мысли под стенками черепа, — ты наконец свободен. Чего теперь разнылся? Ассистента пожалел? Так ему даже больно не было».

Но какая-то иррациональная часть сознания нашептывала, что — было. Потому что если Аси не мог ничего чувствовать, то не гладил бы по голове плачущего мальчугана, осторожно и трепетно обнимая щупальцем за плечи и прижимая щекой к холодному овальному экрану.

Лес, холм надвинулись на панорамное окно почти мгновенно. Корабль выпустил посадочные упоры, и шум двигателей стал глохнуть.

Полет окончился.

…Добропорядочные жены не убегают от мужей в лес. Добропорядочные жены предпочитают терпеть побои и прятаться по пыльным углам, словно крысы. И ведь на самом деле неясно, что хуже — несколько свежих синяков и выбитые зубы или Пр о клятые, что тенями бродят среди старых дубов.

Сон с драконом оказался вещим, ничего хорошего… Айрис бежала. Поскальзывалась на влажной тропе, падала, кое-как поднималась и снова бежала. Хватая ртом раскалившийся вдруг воздух, прижимая к груди левую руку. А в ушах все еще звучал рев мужа: «Убью, тва-а-а-арь!»

Она ведь честно терпела, ибо да убоится жена мужа, да подставит спину свою под плеть и длань мужнину. Терпела до рождения Микаэла, терпела после. Потом молоко пропало, пришлось искать кормилицу. Барон Ревельшон впечатлился размерами груди последней и… в общем, ее не бил. Всю злость оставлял дорогой жене. Сына, правда, не трогал — да и что тут трогать, только второй год пошел Мике, единственному наследнику. Почему-то получилось, что только Айрис и смогла родить чудовищу младенца.

Айрис перешла на шаг, задыхаясь. Прислушалась. Погоня вроде бы отстала, лишь где-то вдалеке трепетали крики и лошадиное ржание, запутывались в густых ветвях, цеплялись за вспученные корни и таяли, таяли…

Ничего. Она пересидит здесь до темноты, а потом вернется тихонечко… Если бы не Мика, то никогда бы, лучше волкам на съедение. Но — Микаэл, его маленькие пухлые ручки, пахнущие молоком, мягкие волосики, которые торчат смешным хохолком на макушке. Она постоянно вглядывалась в личико малыша с трепетом, каждый раз ожидая увидеть в нем черты барона. Но пока что Мика был до ужаса похож на нее. Возможно, именно это мужа и бесило.

Айрис опустилась на мох под деревом и закрыла глаза, давя рвущиеся на волю рыдания. Рука стремительно наливалась пульсирующей тяжестью, ее как будто распирало изнутри. Айрис посмотрела на нее — кисть начинала походить на багрово-синюшную подушку, а любая попытка шевельнуть пальцами отзывалась продирающей до позвоночника болью, такой сильной, что перед глазами свет меркнул.

Скотина. Проклятая тварь. Похоже, рука была сломана.

И этот простой вывод оказался последним камешком в чаше терпения. Айрис обмякла, прислонившись к стволу, и попросту тихо завыла.

Почему с ней все так?

Двуединый, почему родители продали ее, одну из шести своих дочерей, в семнадцать лет?

Почему решили, что нет для дочери судьбы лучше, чем стать баронессой Ревельшон, хотя все и так знали, что трех предыдущих своих жен чудовище забило до смерти?

А ведь тогда за ней ухаживал сын оружейника из лавки напротив. Милый, такой юный и чистый. Но родители распорядились иначе. Им ведь надо было собирать приданое для других дочерей и что-то оставить младшему из детей, самому любимому и единственному сыну Арнишу. Дочери — разменная монета. Сын все-таки наследник, с этим не поспоришь. Так уж заведено, что мальчиков любят, а девочки — обуза и сплошные неприятности. Поэтому, когда барон обратил свой взор на Айрис, ее попросту обменяли на сундучок с золотыми монетами. Отец устало махнул рукой, ему просто тащить на шее меньше девок, а вот матушка… Любимая когда-то матушка даже радовалась. Как же глупо…

Айрис выла, раскачиваясь из стороны в сторону. И теперь уже она и не знала, что делать дальше. Если вернется в замок… И если к тому моменту барон не напьется — точно прибьет.

Но в замке остался ее ангелок, такой же белокурый и светлокожий, как и она сама. Совершенно непохожий на своего отца. И от осознания того, что вернуться все же придется, перед глазами темнело, а во рту собиралась горькая, с привкусом желчи слюна.

Баюкая распухшую руку, откинувшись спиной на шершавый ствол, Айрис пыталась думать. Все это… просто не могло больше продолжаться. Муж ее убьет рано или поздно. А она?.. Жить все равно хотелось. Мике будет плохо без нее. Кормилица, конечно, добрая женщина, но не пожалеет, не приголубит, как родная мать. Да и теплилась надежда, что, быть может, она понесет второй раз, и тогда? А что тогда? Айрис замотала головой и стиснула зубы. Беда в том, что она не хотела больше детей. Не хотела видеть самодовольную, сальную ухмылочку на лице мужа. К своему ужасу и стыду ей очень хотелось, чтобы ему было так же больно, как и ей.