Оливия Штерн - Избранная и беглец

— Айрис, — он вдруг отодвинулся, заглянул пытливо в глаза, — то, что ты мне вчера сказала, это правда? Ты правда хочешь?..

— Конечно, правда. А что? Разве ты против?

— Я не смел даже мечтать о чем-то подобном, — глухо сказал он, — никогда в жизни.

Медленно провел рукой вдоль позвоночника, от затылка спустился к пояснице, и там его рука замерла, он как будто безмолвно спрашивал разрешения. Айрис блаженно жмурилась, вовсе не возражая против продолжения того, что они так удачно начали ночью.

Но тут, как и полагается в подобных ситуациях, громко скрипнула дверь, и Айрис услышала мощный голос Маараш:

— Ну-ка, Микаэл, идем к мамочке. Мама проснулась уже, идем-идем… Ой.

Еще никогда Айрис не натягивала на себя простыню так быстро. И, пожалуй, это был первый раз, когда Оллин заметно покраснел. Маараш с Микой на руках застыла в дверном проеме, и тоже была бордовая как свекла. Ее растерянный взгляд перебегал с Айрис на Оллина и обратно. Затем, кое-как обретя способность говорить, Маараш быстро опустила взгляд.

— Ох, простите, госпожа баронесса. Я не знала…

— Ничего.

Айрис, пыхтя, завернулась по грудь в простыню, слезла с кровати и подошла к Маараш. Ее ангелок тянул к ней ручки и гордо демонстрировал два нижних молочных зубика. От этого в груди сладко защемило, Айрис прижала к себе тяжеленького карапуза и вернулась на кровать, к Оллину. Маараш неслышно ретировалась, старательно прикрыв дверь.

Оллин очень внимательно, сосредоточенно смотрел на малыша, и на мгновение Айрис ощутила укол тревоги. А ну как откажется? Не захочет? Вполне прав будет, это не его ребенок, это ребенок барона Ревельшона. Оллин осторожно поднял руку и неловко протянул Мике указательный палец. Малыш ловко схватил его и тут же потянул в рот, разразившись длинной тирадой «агу-гу-та-та-та».

— Я… я пойму, если откажешься, — хрипло прошептала Айрис, чувствуя, как сердце рвется в клочья.

Она не сможет выбрать кого-то из них. И не сможет жить без кого-то из них.

Оллин все так же молча, почти завороженно наблюдал за Микой. Потом растерянно взглянул на Айрис.

— Знаешь… это ведь в первый раз я вижу ребенка так близко. За все эти годы я ни разу не касался маленького, и это так… необычно. Я даже осознаю это с трудом.

— И что… ты чувствуешь? — замирая, спросила Айрис.

Оллин задумчиво улыбнулся, не торопясь отбирать свой палец у бойкого светлоглазого карапуза.

— Радость. Я чувствую радость.

А потом он сгреб их в охапку и прижал к себе, не обращая внимания на возмущенный рев Микаэла. Айрис чувствовала, как по щекам катятся слезы и в груди болит так, как будто она сейчас разлетится на крошечные кусочки, распадется на рой пестрых бабочек.

— Я тебя люблю, — прошептала она, всхлипывая, — а с остальным мы справимся.