Ульяна Гринь - Чумовая попаданка в невесту

Маме я рассказала ровно половину правды. Мы виделись два раза. В первую из встреч моя сильная и всегда улыбчивая мама упала в обморок, а потом долго плакала. Упрекала, что я её не предупредила об отъезде, о том, что порвала с Матвеем, что уволилась и никому ничего не сказала. Я винилась, тоже плакала, хотя раньше слезливости за собой не замечала, а папа только молчал. Мне было плохо оттого, что я не могу рассказать им о своих настоящих приключениях, зато смогла уверить родителей, что больше никуда не пропаду.

Ко всему прочему, меня постоянно тошнило. Сначала я списала расстройство желудка на резкую перемену питания, хотя при попадании в другой мир такого не случилось. Ну, мало ли. Вдруг это из-за возврата к некачественным, захимиченным продуктам с ГМО? Но по прошествии трёх недель стало ясно — здесь дело совсем не в еде. В аптеке мне со смешком посоветовали сперва сделать тест на беременность, а потом идти сразу на приём к терапевту.

И тест показал, что ночи со Стояном даром не прошли.

Я ждала ребёнка от мужа из другого мира.

Яркий осторожно шагнул на тёмные камни выщербленной неровной мостовой. Горло сразу схватило, будто воздух стал ядом. Голова закружилась, и пришлось схватиться за луку седла, выпустив повод, но умный конь только преступил ногами, ожидая приказа. Подковы радостно звякнули о камни, эхо стен отразило звук многократно, гулко, неожиданно. Мелкие люди с узкими щёлками глаз, оказавшиеся рядом, сперва шарахнулись от лошади со всадником, а потом весело зачирикали на непонятном тарабарском наречье, прицелились в Стояна блестящими вещицами. Стрекот и вспышки света заставили его вздрогнуть и сжать в ладони рукоять Сварожича. Оружие ль, музыкальный струмент? Чего хотят эти басурмане?

Кусь высунула голову из-под плаща, пискнула слабо, и Стоян ощутил страх дрекавки. Ему и самому было впору кричать от ужаса и погнать Яркого галопом, размахивая мечом. Но нельзя. Нельзя показывать свой страх. Пусть даже он сочится сквозь кожу.

— Тише, милая, — шепнул он Кусь, прикрывая голову зверька ладонью. — Ищи Яну, ищи.

Подобрав повод, тронул коня, выехал из-под сводов башни. Эх, Яркий, прости. И тебе страшно, но ты отважный боевой жеребец! Негоже обоим трястись, нать отыскать княгиню.

Боже всемилосердный! Как можно жить в таком месте? Ни единой травинки, ни полосочки леса, ни живительной влаги — лишь камень да камень вокруг, что стены, что земля в камне… Коню-то удобно, но как не задохнуться в таком граде? Стиснув зубы, Стоян упорно гнал Яркого вперёд, пока Кусь не забеспокоилась, не вылезла и, цепляясь за толстую шкуру лошади, не полезла по шее к голове. Яркий всхрапнул, запрядал ушами, но не посмел вырваться из-под руки Стояна. Дрекавка устроилась на макушке, припав к тяжёлому затылку лошади, и куснула Яркого за правое ухо. Конь заржал от обиды, но зверюшка заурчала ласково, успокаивающе, распластала крылья по шее. Словно направила Яркого куда нать.

Хоромы-то, хоромы какие! Каменные, высоченные, голову задрать наверх глянуть — шапка слетит! Ить людей сколько надобно построить такие палаты! Видать, богатейший князь живёт тут, а, може буде, и сам царь! Кусь тянет куда-то вперёд, а как? Там несутся эти угрожающие механические повозки без лошадей, о которых говаривала Янушка. Разве токмо наперерез им, али костей не собрать после…

Осадив Яркого перед дорогой, Стоян огляделся. Сердце уже не сжимало страхом. Его жена здесь, она живёт в этом граде и не страшится повозок, как же можно ему, князю и мужу, страшиться? Он воин! Воин и правитель, не монах!

С лязгом, способным вогнать в ступор любого врага, Сварожич вырвался из ножен на свободу. Блеснул в тусклом солнце, едва пробивающемся сквозь плотные облака…

— Дорогу князю! Дорогу!

Он понукал коня без нужды — тот сам нёсся быстрее ветра, чуя смерть в самоходных повозках. Позади стоял крик, шум и оглушительные вопли возмущённых повозок, но Стоян не оглядывался. Дробный топот копыт Пригнувшись, раздув ноздри, словно слившись с конём, он гнал вперёд, а Кусь пищала где-то рядом и шипела, растопырив крылья…

Осадив коня прямо перед носом у аккуратной старухи с клюкой, Стоян спрыгнул на камень дороги. Люди, странно одетые, некоторые чуть ли не нагие, обходили его стороной, смотрели, как на умалишённого али на юродивого в лохмотьях. Баушка ткнула клюкой и прошамкала:

— Эт чево, милок, кино, шоля снимаетя?

Стоян оглянулся, ища взглядом улетевшую Кусь, и сказал со всем почтением, на которое был сей час способен: