Надежда Волгина: Моя нечисть

Жалость шелохнулась в душе, когда я всматривалась в лица этих детей. Ведь они еще таким глупые, не достигшие ни половой, ни умственной зрелости. А в кого уже превратила их злая нечистая сила. Как же несправедлива порой бывает жизнь к тем, кто и так многим обделен!

— Красавицы мои, — лицемерно обратилась ведьма к своим малолетним слугам. — Проводите ее к Яге. Хоть я и наложила на нее заклятье подчинения вам, но глаз своих шустрых с нее не спускайте, шага в сторону сделать не позволяете. Как бы и о чем она вас не молила, вы должны передать ее в руки старухи, да побыстрее.

Затем она посмотрела на меня и усмехнулась:

— Думала ли ты, когда совершала самую большую глупость в жизни, что закончишь так плачевно?

Злость всколыхнулась в моей душе. Пусть я и подчинялась ее воле физически, но разум мой принадлежал только мне.

— Может быть, я и вела не самый праведный образ жизни, часто ошибалась… Но я жила. А чем занималась ты? Что, кроме злобы, сможешь вспомнить, когда придет твой черед покинуть этот мир?

Улыбка сползла с лица ведьмы, а глаза превратились в две злые щелочки. Но я не жалела, что сказала ей это, и продолжала смело смотреть на нее.

— Поверь мне, случиться это очень нескоро, — зашипела она. — Я еще проживу не одно столетие.

А ты можешь начинать считать минуты. И Иван будет моим!

— А моим он никогда и не был, — пробормотала я скорее себе, чем ей, но успела заметить удивление на ее лице.

Смотреть и дальше мне на нее не хотелось. Я отвернулась и первая пошла от ее избы. Мавки засеменили за мной.

По мере удаления от ведьмы, я чувствовала, как ее колдовство слабеет. Наверное, если бы сильно исхитрилась, то смогла бы провести этих несмысшленышей, что только внешне меня пугали. Но я не хотела. В душе разрасталась апатия и нежелание что-то предпринимать для собственного спасения. Ради чего? Ради дальнейшей жизни без моего лешего? Не хотела я такой участи. Половина сердца уже не принадлежала мне, и я точно знала, что из плена она никогда не вырвется. А как жить наполовину? Этому меня никто не научил. И перевоспитание тут вряд ли поможет.

Танька все время забегала вперед и заглядывала мне в лицо. Видно, пыталась определить, чем вызвана такая покорность, и не задумала ли я чего. Я ей лишь грустно улыбалась, жалея все сильнее. Тебе бы с парнями начинать встречаться, а не верховодить мелкой нечистью на службе у ведьмы. Эх, как же это все несправедливо. Видя мой такой настрой, она быстренько ретировалась.

Скорее всего, не по себе становилось ей от моей жалости.

Когда мы приблизились к покосившейся избушке на натуральной курьей ножке, я, наконец, поняла, кого София называла Ягой. До этого паззл в моей голове не складывался. Это же как в самой настоящей сказке. Тут живет настоящая баба Яга!

Танька хлопнула в ладошки трижды, и избушка заскрипела, поворачиваясь к нам передом, а к лесу задом.

— Наконец-то! — распахнулась дверь, выпуская на крыльцо лохматое замызганное создание с огромный горбом, крючковатым носом и глазами навыкате. — Чего так долго тащились?. Мне уже когда матушка сообщила о гостинце.

Гостинцем, по всей видимости, являлась я. Эта мысль лениво проскользнула в моей голове. К тому моменту я уже смирилась со своей участью.

— Топай, давай, сюды, как тебя там… — велела Яга.

Заставлять уговаривать себя не стала, послушно поднялась на крылечко и даже помахала на прощание мавкам. К тому моменту колдовство ведьмы совсем испарилось, а его место в моей душе заняло полнейшее равнодушие.

— Кыш отсюда, навь проклятущая! — заорала Яга на мавок, и те бросились врассыпную. Видно и правда, никто ей не был указом, раз эти бедняги так перепугались. — Ходят тут всякие… — пробормотала она, заталкивая меня в тесную замызганную избу.

Любопытство стало сильнее равнодушия, и я огляделась. В таком убогом жилище мне еще бывать не приходилось. Даже мой шалаш мог показаться дворцом по сравнению с этой избой. Из мебели тут ничего не было, кроме грязной тряпки на полу и огромной печи в углу. Зато паутина свисала огромными тенетами отовсюду. Она уже и на мне успела обосноваться. Я брезгливо отряхнула голову и платье, опасаясь пауков. Их я боялась с детства.

Старуха приблизилась ко мне и обошла вокруг. От нее так воняло, что я невольно зажала нос.

— Что, брезгуешь? — противненько хихикнула она. — А вот я не побрезгую… Ох, и худосочная ты, — взяла она мою руку, подняла, а потом бросила. — Невкусная, наверное… Но ничего, специями приправлю.