Алена Медведева - Прошлое [СИ]

Но на Кирена вопрос произвел неожиданно явственный эффект. Он вскочил, метнувшись к выходу, но замер на полпути. Оглянулся, пронзив меня слегка настороженным взглядом. И вдруг признался:

— Я понял, что мы были для них чем-то вроде… скота. Они… сартхи разводили нас.

— Разводили?

Я в полном недоумении.

— Да.

— Они и привили вам эти… порядки?

— О чем ты?

По тому, как едва приметно подергиваются плечи меднокожего, я понимаю, что тема ему неприятна. Но он не уходит, продолжая беседу. Ему так важно наше общение? Мой интерес?

— Об отношении к… женщинам.

— А…

Он задумчиво молчит. Решив, что ответа не последует, я уже готова спрашивать дальше. Тоже поднявшись с подстилки, встаю напротив, невольно проводя ладонью по волосам. Кирен не зря колдовал над ними столько времени — каждая прядка уложена волосок к волоску.

— Они забирали их — всех новорожденных самок. И лишь небольшое их число уже взрослыми возвращали назад на время, чтобы мы могли размножаться. Эти самки говорили, что сартхи используют их в пищу.

— Ели их?!

Вот это Боги! Выходит, именно они и закрепили в сознании метхов настолько отвратительное отношение к женщинам.

— Я не знаю, — Кирен выглядит искренним, когда пожимает плечами. — Ничего другого мне пока не попалось. Но я и искал совершенно иную информацию.

— Какую?

— Мне необходимо построить дом и стать недосягаемым для…

Он осекся, словно бы внезапно подумав о чем-то. Шагнув ко мне вплотную, верхней парой рук обхватил за плечи.

— Ты здорова сейчас?

И действительно. Прошедшие дни, наполненные покоем и длинными беседами, войлер сартхов словно бы воскресили меня — силы вернулись вместе с хорошим самочувствием. Снедающая еще недавно боль затухла. Лишь слегка пульсирующие где-то в глубине головы сосуды напоминали о ней.

— Да…

— Я рад этому, — немного высокомерно, в духе прежнего Кирена откликается он и…

Подавшись вперед, заставил меня отступить на шаг… два… три. Пока я не уперлась спиной в стену каюты.

— Дейнари, ты нужна мне, — со вздохом произнес меднокожий, немногим не вжавшись лицом в мои волосы.

Склоняясь все ниже и ниже, он вынудил меня обмякнуть на подстилке. Руки потянули вверх яркое одеяние. И тут я поняла. То, что изумляло и настораживало меня в последние дни — полное отсутствие его притязаний, оказалось мимолетным порывом. А сейчас Кирена обуял известный мне голод. Он, как и много раз ранее, готов был накинуться на меня, словно голодающий на последний кусок пищи. Настолько неотвратимо и жадно метх всегда покорял мое тело.

Дыхание его участилось, сердце забилось быстрее, а движения рук наоборот стали более медленными, тягучими. Обрушившись на меня, прижав к полу собственным телом, он словно бы забыл о времени.

В предыдущие дни полета, когда Кирен засыпал, неизменно устроившись рядом на подстилке и лишь слегка приобняв меня одной из рук, я никак не могла поверить, что это не сон. Подолгу лежала, не могла заснуть, ожидая пробуждения его неизменных потребностей. Но… метх раз за разом спокойно спал до наступления утра по времени звездолета.

И вот сегодня все вернулось в давно ставшее мне привычным состояние — метх придавил, стиснул меня обеими парами рук, словно бы сойдя с ума. Так неожиданно. И одновременно привычно страшно…

Все возвращается на круги своя?

Отчетливо понимая, что после такой «передышки» мне будет труднее примириться с возвращением к прошлому, попыталась смириться. Мой покой никогда не волновал Кирена. Поэтому, уставившись в потолок, я приготовилась привычно погрузиться в себя, заставляя тело утратить всякую чувствительность. Неимоверные силы нужны были мне всякий раз, чтобы отрешиться от происходящего, подавив в душе всякую панику и стыд.

Вместе с накрывшим волной безразличием вернулась и боль. Она словно бы все эти дни ждала момента, копила силы, и теперь взорвалась в моей голове торжествующей пульсацией. Ее эффект стал удушливым капканом, из которого для меня не было выхода. Осознав, что все улучшения были лишь иллюзорным вымыслом, я с ужасом приготовилась испытать нечто ужасное. Если выносить прикосновения Кирена по истечении времени мне стало вполне сносно, то с въедливой, словно бы разрывающим на части голову пульсацией — я не могла примириться и сейчас.

Напряженно застыв, стараясь лишний раз даже не дышать, я мысленно взывала лишь к одному — к освобождению. Уже зная по опыту, что боль будет стремительно нарастать, желала только остаться одна на несколько дней, пока чудовищная мука не поглотит полностью сознание и тело. И только после этой победы начнет стихать, как и прежде, укрываясь глубоко в моем теле.