Ирина Матлак: Крылья феникса

Наверное, что-то такое отразилось в моем взгляде, потому что опекунша, уже собравшаяся продолжить, резко осеклась. Я привыкла игнорировать выпады в свой адрес, относясь к ним с прохладным спокойствием, что, кажется, бесило тетушку еще больше. Но когда она поминала родителей, это спокойствие в одночасье разлеталось вдребезги.

Опустив поднос на стол, частично расплескав чай, я стремительно прошла в прихожую, сорвала с вешалки легкое пальто и выскользнула за дверь. Прохладный вечерний воздух остудил полыхающие щеки и помог восстановить душевное равновесие. Несмотря на то что стояли последние дни августа, ночи уже были холодными.

Дом, где жила семья начальника дяди, располагался в конце соседнего квартала. Идти до него было не так уж далеко, и я рассудила, что лучше исполнить поручение опекунши, чем провоцировать очередную сцену.

Хорошо освещенная улочка была практически пуста. Здания здесь тесно прижимались друг к другу, окна стоявших друг напротив друга домов находились невероятно близко, что позволяло людям пребывать в полной осведомленности о жизни соседей.

Миновав пару узких улиц, я вышла на более широкую — считающуюся в нашем районе центральной. Во время пути до нужного дома мне встретились всего пара прохожих да один пронесшийся мимо кеб. Если обитатели богатых районов могли позволить себе специальные защитные артефакты, позволяющие ночью чувствовать себя относительно уверенно, то нам это было недоступно.

Когда я оказалась на месте, дверь мне открыла молодая, прислуживающая в доме девушка. Именно от нее я получила сверток с платьем, подол которого требовалось укоротить, а корсаж — расшить прилагающимся в отдельном мешочке золотистым бисером.

Бывать в этом доме прежде мне доводилось лишь единожды. Точнее, бывать в прихожей, дальше которой меня не пускали. Откровенно говоря, чета Бэйрси не слишком-то отличалась от моих опекунов — наверное, поэтому они и ладили.

Как раз в тот момент, когда служанка передавала мне сверток, со второго этажа донеслось громкое:

— Ма-а-ам!

А уже в следующую секунду я лицезрела сбегающую по ступеням белокурую девушку, чье платье напоминало ворох взбитых сливок.

— Да, дорогая? — произнесла вышедшая из соседней комнаты госпожа Бэйрси.

— А, так ты уже здесь! — игнорируя мать, неожиданно обратилась девушка ко мне. — Наконец-то! Я хочу, чтобы все было идеально, понятно тебе? Бисеринка к бисеринке! И в семь утра платье должно быть у меня!

Соблазн послать ее к риаху был очень велик, как и поинтересоваться, почему она не озаботилась вопросом платья заранее и вообще не обратилась к какой-нибудь именитой портнихе. Но я заставила себя промолчать. Ну выскажу все, что думаю. Ну откажусь выполнять в нереально короткий срок кропотливую работу. Кому от этого будет лучше? Мне, потерявшей кучу нервных клеток во время скандала, который закатит тетушка Эльза? Дядюшке, которого уволят из-за ссоры с начальником?

— Доставлю лично, — усилием воли заставив гордость и праведное негодование замолчать, ровно пообещала я.

Тем более работы все же предстояло меньше, чем я предполагала изначально. Как оказалось, платье нужно расшивать не для Элеоноры, а для ее дочери, которая значительно миниатюрней и тоньше в талии.

Словно прочитав мои мысли, госпожа Бэйрси произнесла:

— Наша Люция на завтрашней Церемонии избрания должна быть на высоте! Не сомневаюсь, Пресветлый остановит свой выбор на моей девочке!

На этот раз мне пришлось проглотить так и рвущийся наружу скептический смешок. Ну да, можно подумать, из всех молодых девушек империи Пресветлый непременно заметит и выберет именно Люцию Бэйрси… Впрочем, мизерный шанс у нее действительно есть. Как и у всех остальных.

— Непременно остановит. — В прихожую неожиданно вышел счастливый отец, в чьем голосе звучала непоколебимая уверенность. — Можете в этом не сомневаться, дорогие мои.

В дальнейший разговор я уже не вслушивалась, терпеливо дожидаясь, когда мне позволят уйти. Но поскольку обо мне благополучно забыли, сама напомнила, что меня ожидает работа, после чего наконец покинула дом.

На мир к этому времени опустилась ночь. Ее — густую и вязкую, абсолютно черную — не могли прогнать даже многочисленные фонари и свет, горящий почти во всех окнах.

Я поспешила домой. Страшно было разве что совсем немного — слишком заняты были мысли предстоящей работой. Теперь придется не спать до самого утра, а потом, отдав злополучный заказ, заняться остальными, которые тоже не терпят отлагательства.