Дана Арнаутова - Белая ворона

Вот тогда Алекс и сказал, что уходит. Что хочет заниматься тем, к чему лежит душа, а не тем, что только кормит. Мэтью понял, он давно ждал этого, видя, как партнер каждую свободную минуту сидит с книгами, ездит в Университет и выматывается до черных кругов под глазами, пытаясь совмещать частные уроки и работу. Понял — и не обиделся. Они полюбовно разошлись, Мэтью честно и в срок выплатил его долю, пусть и постепенно. И никогда не узнал, что была еще одна причина, по которой Алекс решил держаться от лучшего друга подальше.

Причину звали Маргарет. Ясноглазая, тоненькая, смуглая валлийка улыбалась так, что для Алекса вечно пасмурный Лунден сиял, как знойный Эль-Магриб. Только вот улыбалась она не ему. На свадьбе Маргарет и Мэтью Алекс был почетным гостем — разумеется. И восприемником их единственного сына. У него на глазах Мэтью с Маргарет прожили пять завидных лет. Алекс приходил к ним отмечать праздники, баловал маленького Виктора, сорванца и всеобщего любимца. Видел счастье в глазах Маргарет, отчаянно похорошевшей после родов, и сам был счастлив горько-сладким счастьем отречения. Совесть Александра Монтроза была чиста: он бы лучше умер, чем бросил тень разлада между двух самых дорогих ему людей.

А через пять лет, когда Алекс уже крепко стоял на ногах и привычно отшучивался на вопросы, когда осчастливит какую-нибудь девушку предложением, Мэтью Корриган похоронил жену. Внезапная и быстротекущая болезнь крови. Лучшие целители, человеческие и эльфийские, только глаза отводили — что-то там было безнадежное в диагнозе… И солнечно-лучистая небесноокая Маргарет сгорела за пару месяцев: превратилась в тень, а потом тихо ушла, в одном из последних разговоров попросив Алекса присмотреть за ее непутевыми мужчинами. Алекс, старательно и умело улыбаясь, обещал присмотреть, пока она не вернется из больницы, ведь обследование — это сущие пустяки… И она, всегда и все понимающая, тоже улыбнулась с теплой и нежной благодарностью.

Мэтью больше не женился — и Алекс его понимал. Привести кого-то в дом после Маргарет? Для него это тоже было бы кощунством. Впрочем, женщины у Корригана были, разумеется. Но ни одна не смогла ему родить, и вторым ребенком Корригана стал его «Виадук», как единственным у Монтроза — «Корсар».

А сейчас, годы спустя, странно, сколько воспоминаний может вызвать расхожая фразочка о делах. Алекс отпил горячего сладкого чая, облокотился о перила балкончика, глядя на влажные клумбы под окном, ловя последние спокойные мгновения перед выездом на работу, и невольно задался вопросом, что сейчас делает Мэтью? Вот так, через годы дружбы, почти родства… как он мог? Какая прибыль стоит того, что было между ними? Редчайшего, бесценного чувства, что рядом есть человек, на которого можно положиться во всем.

Помнится, милая тье Уинни спрашивала, как Алекс поднимался вверх. Вот так и поднимался, вырывая каждый шанс взобраться еще хоть на ступеньку. Но это все слова, а как рассказать про темный жаркий азарт, когда удачная сделка висит на волоске и лишь от тебя зависит, вытянешь ли ее. Как рассказать хотя бы про ту ночь на пирсе?

Алекс поставил чашку на широкие перила, повернул руку ладонью вверх и всмотрелся в белую сетку мелких шрамиков, исчертивших ее нижний край у самого запястья. Это уже было потом, почти перед самым уходом из «Виадука». Хлопотная выдалась погрузка, не проще той, эль-магрибской. Только рядом был Корриган. Алекс тогда сдуру схватился за металлический трос, и тот, дернувшись, изорвал кожу ладони в лохмотья. В первые мгновения показалось — не больно, затем хлестанула кровь, руку обожгло, а во рту стало горячо и сухо. Когда все закончилось, Мэтью промыл ему руку все тем же непременным бренди, ругая по-черному за тупость — разве можно хвататься за трос, как дитя малое — Алекс же только глупо улыбался, и перед глазами плавали цветные круги, а ноги дрожали от запоздалого страха…

Он сделал еще глоток уже остывшего чая, покатал на языке пахнущую ликером жидкость. Когда-то казалось: вот разбогатеет — и станет есть только сладости, таким недосягаемым удовольствием они были в приюте. Разбогател и быстро наелся. Но привычка и любовь к сладкому чаю остались, как и уверенность, что он получит все, чего по-настоящему захочет. От особняка и мощного «Драккаруса» до подарка ко дню рождения — смуглой голубоглазой девчонки, что сейчас яростно ненавидит его, завтракая у себя в комнате.

С подарком, кстати, не все было ладно. Вчера вечером девочка так и отказалась от ужина, только пролепетала что-то неразборчивое на попытку ее разбудить и замоталась в одеяло, как гусеница в кокон. Для молодой здоровой девушки так устать после почти невинного развлечения в ванной комнате — странно. Впрочем, нет, это он сглупил. Ясно же, что девчонка просто вымоталась за годы непрерывной тяжелой работы. Сколько там она написала этих проклятых дипломных работ? И наверняка отказывала себе во всем… Знакомая история…