Дана Арнаутова: Белая ворона

А пока он не собирается? Маред поспешно распахнула ресницы. Взглянула в мучительно близкое лицо: серебряный расплав зрачков, тяжелые веки, узкие губы. Уже знакомое настолько, что если бы умела, нарисовала бы по памяти каждую морщинку в уголках глаз и губ. И совершенно непонятное при этом, непредсказуемое. Вот о чем сейчас думает Монтроз? О ней, Маред? Или о работе? Или еще о чем-то? Глаза — непроницаемое серебро.

— Вот так, да, — согласился лэрд, вытворяя пальцами что-то невообразимое, а ведь всего-то начал гладить по кругу, нажимая в какое-то место, от которого словно посыпались искры удовольствия. — Не отводи взгляда, девочка моя. И руки не убирай. Колени — шире…

Едва сдерживаясь, чтобы не стонать, Маред вжалась спиной в постель, приоткрыв рот, задыхаясь от тягучих томных волн, заставляющих подаваться вперед. Стыд, не исчезнув, переплавился в особенно острое и горячее наслаждение, и Маред невольно дышала в одном ритме с движениями чужой руки, не отрываясь от пьяного взгляда напротив, утопая в нем и с жарким изнеможением понимая, что стоит лэрду захотеть большего, он это просто возьмет — и Маред не воспротивится.

Нет, она по-прежнему не хотела принадлежать лэрду королевскому стряпчему! И скажи сейчас Монтроз, что их контракт расторгнут, Маред бы убежала из особняка пешком, едва натянув свое старое платье.

Но прямо сейчас все стало совершенно неважным, кроме восхищенных глаз напротив и капельки пота на виске ласкающего Маред мужчины, прямо на бьющейся тонкой голубой жилке. Да, лэрд был и оставался извращенным негодяем и мерзавцем, но он хотел Маред, как никто и никогда ее не хотел, и это искреннее яростное желание будило в самых глубинах естества что-то темное, непристойно желанное…

И в какой-то момент жаркий сладкий прибой, прокатывающийся по телу, все-таки накрыл ее целиком, смывая остатки стыда. Глухо вскрикнув, Маред подалась навстречу, ткнулась лицом в горячий камень мужского плеча, сцепив пальцы на спине лэрда, задыхаясь и млея в горячей волне, бьющей из глубины ее собственного тела. Пальцы свободной руки Монтроза вплелись ей в волосы, властно потянули голову назад, и Маред покорно раскрыла губы, подставляя их под поцелуй, дыша запахом чистого мужского тела, смешанным с запахом кофе. Рассудок терялся от такого сочетания…

— Понравилось? — голос отстранившегося Монтроза был ровным и почти равнодушным, не вяжущимся с явным возбуждением.

Маред невольно облизнула губы, с тоской думая, что врать — пошло и глупо.

— Нет, — упрямо сказала она.

— Тогда скажи «благодарю, милэрд», — так же равнодушно предложил Монтроз, садясь на постели. — Раз уж не хочешь благодарить, как любовница, поблагодари, как прислуга.

Ну почему? Почему ему нужно было все так испортить? Парой слов свести все к пошлости и гадости куда сильнее, чем любой непристойностью до этого!

— Премного благодарна! — прошипела Маред, сбрасывая томное расслабление. — Правда, я вас об этом не просила! Но все равно очень благодарна! Пустите!

Она зло уставилась в лицо Монтроза, насмешливо и холодно скривившего губы.

— Милэрд, — скучающе напомнил стряпчий. — Это нетрудно, просто повтори.

— Благодарю, милэрд, — процедила Маред, отворачиваясь. — Можно мне теперь посетить ванную?

Ее трясло от ненависти и отвращения, причем не к Монтрозу, а себе недавней, разомлевшей, покорной, растаявшей… К тому безвольному существу, жадно ловящему внимание и ласку, словно это что-то значило и для нее, и для лэрда стряпчего. Одно хорошо: всякая тень удовольствия исчезла, растворилась в нахлынувшем омерзении.

— Можно, — безмятежно согласился Монтроз, откидываясь на подушки. — Только потом вернись сюда.

Прищурившись и закинув руки за голову, он следил за Маред, пока она торопливо куталась в просторный длинный халат.

Когда Маред яростно, до красноты, оттерлась под горячей водой и вернулась, Монтроз все еще лежал на ее кровати. А в комнату явно заходила горничная. Чашка с подоконника исчезла, но на столике у кровати стоял поднос с завтраком. Гренки с маслом и джемом, кофе — другой, обычный, сладости… Маред замерла у кровати, исподлобья глядя на Монтроза и раздумывая, как бы вежливо уклониться, — завтракать в компании лэрда стряпчего ей совсем не хотелось.

— Садись и ешь, — сказал тот обыденно, будто ничего и не было между ними, и постель смята просто от беспокойного сна. — Характер уже показала, теперь можешь расслабиться. Надеюсь, на вечер силы и настроение остались?