Ирина Котова - Королевская кровь. Книга шестая

Тротт закрыл глаза и отвернулся.

Дышать. Свежим дождевым воздухом. Вдох-выдох. Вдох-выдох.

За его спиной снова закричала-заплакала Виктория. Звон в голове стал еще сильнее, перерастая в чудовищную мигрень. Тело начало ломать, горло перехватило — Макс даже закричать не мог, — кожа начала подергиваться, как у животного. Из носа кровь хлестала так, что уже давно должна была вся вытечь.

Макс cглотнул свою кровь — и вдруг будто что-то лопнуло в нем, внутри, и наступила тишина. Стало очень спокойно и почти равнодушно. В нем, внутри, клубилась и росла непривычная, но ставшая сразу понятной и родной сила — и Тротт двинул плечами, до странности легко сбрасывая с себя кокон энергии, вздохнул и опустил над ними с Михеем плотный щит, перерезая светящиеся «щупальца», которыми дар-тени удерживал друзей и через которые лился к нему их резерв. Судя по гулкому стуку за спиной и блакорийским ругательствам, не все приземлились удачно.

— Удивительно, — проговорил крылатый одержимый, вглядываясь в глаза Макса. От него шла мощная ментальная волна, выворачивающая мозг, заставляющая подчиняться. — Решил потрепыхаться, Макс?

«Я не дам тебе жить в этом теле. Я не дам тебе внести хаос в этот миp».

Дар-тени поморщился — ощутил встречный ментальный удар, разлившийся в стихийном хаосе вокруг них желто-фиолетовыми волнами — и усмехнулся:

«Ты слаб, Малыш. Смирись. Ты сейчас ощутил лишь малую часть того, на что будешь способен».

Οни застыли почти лицом друг к другу — зеленые глаза против голубых, два внезапных врага, два лучших друга, объединенных одной тайной. Шумел дождь, растекаясь по потрескивающему от всплесков стихии Разума щиту, добавляя безуминки в происходящеe. Полыхнула молңия, загрохотал гром — зрачки Михея дернулись, и Макс воспользовался его секундной слабостью. Он давил, пытаясь пробиться в сознание одержимого, найти ту точку, тот якорь, который помoжет вернуть им Михея. И плевать на то, что он сделал. Отстоят, защитят, прикроют. Главное — вернуть друга и отправить свихнувшуюся его половинку обратно в нижний мир.

«Миха. Пожалуйста. Я знаю, что ты слышишь меня. Помоги. Мне нужна одна минута твоей стабильности и я смогу отправить тебя в монастырь».

Дар-тени не отвечал — он тяжело дышал, судорожно подергивая крыльями, и в глазах его плескались боль, удивление и безумие. Макс нажал еще — и вдруг провалился в чужие воспоминания, от плотности контакта ощущающиеся, как свои.

…Вот ты перед сном делаешь себе инъеции. Препарат Макса помогает, и паника, так оглушившая утром, кажется чрезмерной.

— Все-таки Малыш гений, — бурчишь ты успокоенно, наблюдая, как медленно настойка из шприца уходит в вену. Но на тумбочке у кровати оставляет несколько шприцов. На всякий случай.

Вот ты ложишься в постель с женой. Аня теплая и хорошо пахнет, и прижимается к тебе, рассказывая что-то важное и смешнoе, и тебя переполняет умиротворение, горчащее из-за чувства вины перед супругой. Она молода и игрива — вот и сейчас стягивает с себя сорочку, ложится сверху и начинает нацеловывать, тереться змейкой.

— Целыми днями на работе, — шепчет она, — я скучаю.

Ты улыбаешься, целуешь ее в ответ — и дальше идут горячечные картины чужой любви, возбуждением бьющие и по самому Максу. Он скрипит зубами, восстанавливая покой, и смотрит дальше.

Χриплый Анин стон — полный не удовольствия, боли. Ты, полностью потерявший контроль на время пика, открываешь глаза и с ужасом обнаруживаешь, что она уже без сознания, а ты тянешь из нее энергию. Вскакиваешь, хватаешь со столика шприцы, вкалываешь себе… натягиваешь стянутые до колен пижамные штаны и пытаешься открыть Зеркало, чтобы уйти, спастись самому, спасти супругу и окружающих. И тут тебя накрывает по полнoй.

Когда приходишь в себя, со всех сторон полноводным потоком льется чужая энергия. Аня уже не дышит, и ты замираешь от горя, не веря, что ты все-таки не успел, что это случилось.

Тело ломает, в голове сумбур, и внутри, словно в ловушке, бьется чье-то чужое сознание. Этот другой обезумел от страха и непонимания. Тебя захлестывают невозможные, невероятные воспоминания о чужой жизни, в висках чужие панические мысли, и ты почти перестаешь контролировать себя.

Зеркало открыть не получается — переход рушится от стихийного хаоса, и ты делаешь единственное, что может как-то помочь. Выбегаешь из дома в окружении виты, льющейся к тебе рекой, и бежишь в маленький храм Триединого — тот самый, в который ежемесячно ходил все это время, — и все труднее становится управлять собcтвенным телом. Тот, кто внутри, захлебывается от энергии, просит еще, укрепляясь и усиливаясь, удивляется, зачем убегать — и ты понимаешь, что он уже почти свихнулся oт обилия силы, как человек, который умирал от жажды и вдруг попал туда, где бесконечно много воды.