Сюзан Смит - Надежда Даггера (ЛП)

Даггер судорожно сглотнул, наблюдая, как фигура быстро накинула капюшон на голову и шагнула в тень, и в тоже время к ней приблизилась другая фигура. Руки Даггера задрожали, его силы иссякали. Оглянувшись, он отпустил хлыст и упал в стороне от мертвого гартиана. Даггер перекатился, встав на одно колено, глубоко вздохнул, замешательство охватило его разум.

Громкие аплодисменты зрителей оглушили его, пульсируя в измученном разуме. Даггер поднялся на зверя, рядом с которым приземлился, пытаясь разглядеть над толпой задние ярусы. И громко зашипел, почувствовав, как петли на конце двух шестов стянулись на его запястьях, когда охранники попытались его сдержать. Он недолго сражался, всё ещё пытаясь что-то высмотреть над головами восхищенной толпы, но всё бесполезно. Скатившись со спины гартиана, Даггер напрягся, увидев, как хлопая в ладоши, в клетку вошел Келман.

— Молодец, Триватор, — издеваясь, усмехнулся Келман. — За эту битву я заработал годовой запас васпийского ликера.

Даггер дернулся вперед, таща за собой стражников. Келман шагнул назад с задумчивым взглядом на лице. Ещё три охранника окружили наемника. Даггер пошатнулся, когда один из них ударил его электрошокером. На мгновение воин задрожал, потом его колени подогнулись, а охранник ударил его ещё одним мощным электроразрядом.

— Я... убью тебя, — прошипел Даггер, и его голова безвольно повисла.

Его плечи горели, пока охранники тащили его с арены в клетку на три этажа ниже бойцовской площадки. Отвращение и изнеможение состязались с болью от глубокого пореза на плече и спине. С болью и усталостью он мог справиться. А вот отвращение к себе его почти уничтожало. Отвращение от того, что его измученное сознание от отчаяния подсылало ему галлюцинации, позволяя в последний раз увидеть Джордан Сэмпсон, заставив подумать, что она могла оказаться в таком ужасном месте как «Дыра».

— Никогда, — с трудом прошептал он хрипло.

Даггер несколько раз моргнул, пытаясь прояснить зрение в тусклом освещении. Охранники опустили его на холодный жесткий каменный пол. Двое из них стояли над ним, угрожая длинными шокерами, пока двое других пристегивали цепи к манжетам на запястьях и лодыжках.

Как только это было сделано, в камеру вошел целитель. Келман всегда после боя посылал к нему целителя, чтобы тот позаботился о его ранах. Наемник хотел, чтобы Даггер был готов к следующему бою.

Воин прикрыл глаза, пока целитель обрабатывал его раны на плече и спине. Старик что-то пробормотал, склонившись над ним, прежде чем воткнуть инжектор в шею Даггера и нажать на курок.

Даггер не стал открывать глаза, когда старик с трудом поднялся на ноги. Через минуту в длинном коридоре наступила тишина. Он был единственным узником на этом уровне. Они отделили его от других сразу же, как привезли сюда, когда он, подстрекая других бойцов, атаковал охранников.

Перевернувшись на спину, Даггер посмотрел на потолок. Он чувствовал, как лекарство постепенно распространяется по его телу, притупляя боль и погружая его в сон. Что-то подсказывало ему, что старый целитель не подчинился приказу, вколов ему снотворное.

На мгновение Даггер попытался открыть глаза, но на него навалилась усталость. Его разум всё ещё бесцельно блуждал в потьмах, когда перед ним, отодвигая на задний план всё остальное, возникло бледное прекрасное лицо Джордан. Это её лицо он постоянно представлял себе в тихом одиночестве своей камеры между боями.

Он опасался, что, наконец-то, лишился рассудка. Мог бы поклясться, что там на арене видел именно её, но осознавал, что это невозможно. Сожаление и одиночество охватили всё его существо. Ослабив жесткий контроль над собственными воспоминаниями, Даггер надеялся, что они согреют его в течение нескольких часов отдыха до следующего боя.

— Пожалуйста, — прошептала он тихим хриплым голосом. — Пусть она будет в безопасности.

Он перестал сопротивляться сонливости. Вместо этого вспомнил, как впервые увидел Джордан Сэмпсон. Сожаление снова пронзило его от того, что он не сможет сдержать обещание, что дал ей при их последней встрече. Это обещание и их единственный поцелуй придали ему надежду и решимость бороться до последнего вздоха.

Незнакомое жжение возникло в увлажнившихся глазах. Он никогда бы не признался себе, что сквозь плотно сжатые веки просачивались слезы. Ибо признаться в этом значило признать то, что он оставил всякую надежду увидеть её снова.

Глава 2