Марианн Уилманн: Город грез

Клэр убрала с глаз растрепанные пряди. Окно на балкон в ее комнате было распахнуто, прохладный ночной воздух вздымал шторы, как складки бархатного платья Бьянки.

Ее сильно трясло. Она потеряла Вэла. А Бьянка потеряла все, в том числе и свою короткую несчастную жизнь. Беспомощный ужас ее последних мгновений словно саваном окутал Клэр. Если она из него не вырвется…

Раздался сильный стук, и это было не только звуком ее сердца, колотившегося о ребра. Это был Вэл, который ломился в дверь между их комнатами.

— Клэр! Клэр, впусти меня, черт возьми, пока я не выломал эту дверь!

Дверь дрожала, когда он мощными ударами сотрясал ее. Отбросив смятые простыни, Клэр, спотыкаясь, подошла к двери и отодвинула задвижку. Через мгновение он уже был у нее в комнате, а она, задыхающаяся, — в его объятиях.

— Сон… — только и сумела сказать она сквозь дробь зубов.

— Господи, ты холодна как смерть!

Вэл натянул на нее покрывала, потом закрыл окна. Она по-прежнему была такой бледной; а ее глаза так широко раскрыты от шока, что он испугался. Он знал, что такое страх за свою жизнь. Но до сих пор никогда не осознавал, насколько ужаснее бояться за жизнь человека, которого любишь.

Вэл вытер ей слезы и лег рядом с ней, крепко обняв ее руками, чтобы согреть. Сквозь тонкий шелк сорочки он чувствовал, как колотится ее сердце, отдаваясь ударами в его груди.

— Тише, милая. Все в порядке. Я здесь.

Он был здесь. Она прислонилась лицом к его плечу, вдыхая его запах. Сон прошел, а Вэл рядом — сильный и теплый. И настоящий.

Да, он был здесь.

Клэр свернулась калачиком в его объятиях. Она безудержно плакала, проливая все те слезы, которые так долго держала в своем сердце.

— Я думала, ты ушел. Я думала, что потеряла тебя навсегда. Его руки сжались.

— Я не мог оставить тебя.

— Все, кого я когда-то любила, бросили меня…

В ее голосе звучало то, от чего она никак не могла избавиться: страх заблудившегося ребенка, которого бросили без всяких объяснений. Его сердце разрывалось от жалости и любви.

— Даже если я тебе не нужен, я бы не смог оставить тебя. И не сейчас, когда тебе так больно. Вообще никогда, если я тебе нужен. — Он взял в руки ее лицо. — Ты понимаешь это?

Она еще крепче обняла его, плача и дрожа, и вся история предстала перед ее взором. Не Бьянки — ее. Ребенок, выросший среди громких криков и рассерженных голосов. Что их подогревало — любовь, гнев или отвращение, — она не могла сказать.

— Когда мать умерла, меня отправили в Айдахо жить с дедом. Это почти самые ранние мои воспоминания. Я стою посреди широкого зеленого поля, рядом чемодан, и не видно никаких других домов. Я впервые вижу незнакомого человека, с которым мне предстоит жить.

Рука Вэла гладила ее волосы, пока она глубоко погружалась в свое прошлое, к истокам своей боли:

Теплый солнечный свет, холодный ветер. Поля, протянувшиеся вдаль до горбатых зеленых холмов, за ними — пурпурные пики. Пятнистая корова с пожелтевшими рогами, которая казалась намного больше, чем спортивная машина, из которой Клэр только что выбралась. Низкий, потрепанный непогодами дом с одиноким креслом-качалкой на крыльце, и ни единого горшка с цветами. Как она потом тосковала по высоким ярким домам, украшенным цветами, и их холодным отражениям в зеленой воде канала.

На крыльцо вышел человек. На нем был выцветший комбинезон и синяя клетчатая рубаха. В волосах седина, синие глаза смотрели устало, тело изношено работой и плохим здоровьем.

— Так вот эта девочка.

— Да. Это она.

— Вылитая копия Хелен.

— Да.

— Вот так оно и было. — Ее глаза стали безрадостными от воспоминаний. — Помню, как дед поманил меня пальцем, как услышала лай собак, потом звук машины, когда отец уехал. Помню, как повернулась и побежала, крича, чтобы он вернулся. Звала мать…

Она уткнулась лицом в плечо Вэла.

— Я увидела отца только через шесть лет. Он приехал только для того, чтобы отвезти меня в школу-интернат. В первую из нескольких. Все во мне противилось тому, что там происходило.

Вэл хотел утешить ее, но не знал, как это сделать. Как можно исправить ущерб, причиненный застенчивой, чувствительной девочке? Неудивительно, что она боялась доверять любви, которая в один миг исчезла из ее жизни. Он замечал печать заброшенности на лицах беженцев, которых фотографировал. Вэл винил себя за то, что не разглядел ее у Клэр, за то, что пытался не подпускать ее к своей работе, чтобы неистовый мир, который он фотографировал, не столкнулся с ее миром.