Нора Робертс - Крест Морриган

Оскалившись, он впился клыками в горло брата, и в эту секунду Хойт вонзил в него кинжал.

Киан с криком отпрянул. Изумление и боль отразились на его лице. Затем он упал, зажимая руками рану. Хойту показалось, что перед ним брат — настоящий. Но через секунду рядом уже никого не было — лишь завывание бури и шум дождя.

Хойт начал карабкаться вверх, на скалу. Скользкие от крови, пота и воды руки с трудом цеплялись за каменные выступы. Вспышки молний освещали его искаженное болью лицо: он медленно поднимался по скале, в кровь сбивая пальцы. Оцарапанная клыками шея горела, словно прижженная раскаленным клеймом. Задыхаясь, он схватился за край утеса.

Если Лилит ждет наверху, ему конец. Магическая сила Хойта иссякла — виной тому безмерная усталость, шок и скорбь. У него не осталось ничего, кроме кинжала, все еще красного от крови брата.

Вскарабкавшись наверх, он перекатился на спину, подставив лицо под колючие струи дождя, и обнаружил, что остался один.

Возможно, его силы хватило, чтобы отправить демонов обратно в ад. И теперь брат — родная плоть и кровь — навеки проклят.

Перевернувшись, он с трудом встал на четвереньки. Все тело пронзила боль, во рту ощущался горький привкус.

Хойт подполз к жезлу и, опираясь на него, поднялся на ноги. Задыхаясь, он поковылял прочь от скал по тропинке, которую мог найти даже с закрытыми глазами. Гроза, как и он сам, выбилась из сил, и теперь просто шел проливной дождь.

Пахло домом — лошадьми, сеном, травами, с помощью которых он отгонял злых духов, и тлеющими в очаге углями. Но не было ни радости, ни наслаждения победой.

Нетвердой походкой он приближался к хижине. Дыхание, со свистом вырывавшееся из груди, смешивалось со стонами и уносилось вдаль порывами ветра. Хойт понимал: если та, которая забрала брата, теперь пришла за ним, ему конец. Любая тень, которую отбрасывали растрепанные грозой деревья, могла оказаться его смертью. Нет, это хуже, чем смерть. Ледяные пальцы страха скользили по его коже, и он тратил остатки магической силы на то, чтобы бормотать заклинания — со стороны они больше походили на молитвы.

Лошадь под навесом зашевелилась и фыркнула, почувствовав запах хозяина. Но Хойт, пошатываясь, направился прямо к хижине, подтащил непослушное тело к двери, с трудом переступил порог.

Внутри было тепло, и воздух слегка подрагивал от заклинаний, которые маг произнес перед тем, как отправиться на утес. Хойт запер дверь на засов, оставив на нем следы крови, своей и Киана. Станет ли закрытая дверь преградой для Лилит? Легенда утверждала, что она не может войти без приглашения. Оставалось лишь верить в это, а также в силу заклинания, оберегавшего дом.

Насквозь промокший плащ соскользнул с его плеч и сырой грудой остался лежать на полу. Хойт с трудом заставил себя не улечься рядом. Нужно варить волшебное зелье, которое поможет ему исцелиться, вернет силу. Нужно всю ночь сидеть у очага, поддерживая огонь. Ждать рассвета.

Хойт сделал все, что мог, для своих родителей, для сестер и их семей. И хотел бы верить, что этого достаточно.

Киан мертв, а тот, кто пришел в его обличье, уничтожен и уже не принесет им вреда — просто не сможет. Но злой дух, чьим порождением он стал, по-прежнему опасен.

Хойт все время думал о том, что нужно еще как-то обезопасить своих родных, защитить их. А потом снова отправиться на охоту за демоном. Теперь вся его жизнь — он поклялся — будет посвящена борьбе с Лилит.

Его руки с длинными пальцами и широкими ладонями дрожали, перебирая горшки и склянки со снадобьями. В ярко-синих глазах отражалась боль — физическая и моральная. Чувство вины свинцовым покрывалом давило на плечи. Внутри бушевали демоны.

Он не спас брата, а лишь проклял и изгнал того, кто принял его обличье, из этого мира. И как ему удалось одержать эту горькую победу? Киан всегда был физически крепче. А чудовище, в которого он превратился, обладало ужасающей силой.

Значит, именно магия уничтожила того, кого он когда-то любил. Его вторую половину, яркую и импульсивную. Его самого можно было бы назвать рассудительным и скучноватым. Он всегда больше интересовался науками и своим даром.

А Киан предпочитал развлечения, таверны, девчонок и хорошую шутку.

— Во всем виновата любовь к жизни, — пробормотал Хойт, продолжая колдовать над склянками. — Его убила любовь к жизни. Я лишь уничтожил то, что удерживало его в зверином обличье.

Он должен в это верить.

Морщась от боли, Хойт стащил рубаху. Синяки уже проступили на груди, черными пятнами расползались по коже — подобно тому, как скорбь и чувство вины постепенно наполняли сердце. Пора применить свои знания, напомнил он себе, накладывая целебную мазь. Потом — со стонами и проклятиями — стянул ребра повязкой. Два ребра сломаны, и Хойт понимал, что путешествие верхом, которое придется совершить утром, чтобы добраться домой, будет крайне мучительным.