Айзек Марион - Тепло наших тел

Я смотрю им вслед, они удаляются в тусклый свет на другом конце зала. Во мне — в какой-то черной, оплетенной паутиной камере — что-то сжимается.

Пора за едой.

Не знаю, сколько времени прошло с нашей последней охоты. Наверное, всего несколько дней. Но я уже чувствую. Ток, бегущий по моим венам, гаснет, затухает. Мысли заполняются кровью — удивительной, гипнотической, багровой, бегущей по ярко-красным сосудам, тончайшим паутинкам, фракталам Поллока, пульсирующей, трепещущей жизнью. Нахожу М в ресторанном дворике — он разговаривает с какими-то девушками. М не такой, как я. Ему нравится женское общество, и его выдающаяся дикция привлекает их, как фонарь мотыльков. Но слишком близко он их не подпускает. Отшучивается. Как-то раз Кости вздумали навязать ему жену, а он взял и ушел. Иногда я гадаю, что им движет. Может, у него есть философия? Или даже картина мира? Я бы очень хотел как-нибудь посидеть с ним, поговорить за жизнь, попробовать его мозг на вкус — маленький-маленький кусочек откуда-нибудь из лобной доли, только чтобы прикоснуться к его мыслям. Но он крепкий парень и никогда так не подставится.

— Город, — говорю я и тычу пальцем в живот. — Еда.

Девушки, с которыми он разговаривал, посмотрели на меня и зашаркали прочь. Я давно заметил, что рядом со мной многим делается не по себе.

— Я… ел, — отвечает М, чуть заметно нахмурившись. — Два дня… назад.

Снова хватаюсь за живот.

— Я пуст… ой. Внутри. Мертвый… внутри.

Он кивает:

— Жен… атик.

Смотрю на него свирепо. Качаю головой и сжимаю живот.

— Надо . Иди за… другими.

Вздохнув, он направляется прочь, толкнув меня плечом по дороге. Не факт, что нарочно. Зомби все-таки.

Он находит еще несколько таких же, как я — с аппетитами, — и мы объединяемся в небольшой отряд. Очень небольшой. Небезопасно маленький. Но наплевать. Не помню, чтобы я когда-нибудь был таким голодным. Мы идем в город прямо по автостраде. Как и всё на свете, дороги давно сдались на милость природы. Мы бредем по пустынным улицам под заросшими вьюном мостками эстакад. В моих остаточных воспоминаниях эти дороги совсем другие. Я вдыхаю сладкий, застывший воздух. Мы зашли даже дальше обычного, но в воздухе только два запаха — ржавчины и пыли. Бесприютных живых становится все меньше, а остальные все реже рискуют покидать свои убежища. Подозреваю, что их стадионы-крепости становятся автономными. Мне представляются огромные подземные плантации моркови и бобов. Загон для скота в ложе для прессы. Рисовые террасы на бейсбольном поле. Вдалеке на горизонте маячит самая большая из этих крепостей — с крышей, издевательски открытой навстречу солнцу.

Наконец мы чуем добычу. Запах жизни — сильный, резкий — переполняет наши ноздри. Они близко, их очень много. Не удивлюсь, если нас всего в два раза больше. Мы неуверенно останавливаемся. М смотрит на меня. Потом на весь наш небольшой отряд, потом — опять на меня.

— Нет, — выдавливает он.

Я тычу пальцем в покосившийся, а местами и обвалившийся небоскреб, из которого, будто мультяшным призрачным щупальцем, манит аромат: иди-ка сюда.

— Еда, — не сдаюсь я.

М качает головой:

— Их… много.

— Еда.

Он снова смотрит на наш небольшой отряд. Втягивает воздух. Остальные растерялись. Некоторые настороженно принюхиваются, но многие, как я, думают только об одном. Эти мычат, пускают слюни и клацают зубами.

Я теряю терпение.

— Еда! — гавкаю я, буравя М глазами. — Пошли!

Поворачиваюсь и как могу быстро ковыляю к небоскребу. Остальные бездумно бредут за мной. Увлеченные ясностью мысли. М обгоняет всех и шагает рядом, тревожно на меня поглядывая. Подгоняемые силой моего отчаянного голода, мы проламываемся через дверь-вертушку и спешим дальше по темным коридорам. То ли взрыв, то ли землетрясение своротило фундамент, и весь дом кренится под головокружительным углом, словно какой-то аттракцион. Идти под таким углом тяжело, коридоры петляют, но запах уже нестерпим. Поднявшись на несколько этажей, мы их не только чуем, но и слышим: они ходят и переговариваются ровными, мелодичными голосами. Я вздрагиваю: речь живых всегда действовала на меня как самый настоящий акустический афродизиак. Я еще не встречал другого зомби, который разделял бы мою любовь к этим изысканным звукам. М — тот вообще считает меня извращенцем.

Стоит нам подойти поближе, самые нетерпеливые начинают громко стонать. Живые нас слышат и поднимают тревогу. Щелкают взведенные курки — но нас это не останавливает. Сносим последнюю дверь и бросаемся вперед. Увидев, сколько их, М недовольно хмыкает, но тут же кидается на ближайшего и держит за руки, пока я вырываю ему горло. Мой рот наполняется огненно-красным вкусом крови. Искра жизни брызжет из его клеток, как едкий сок из апельсиновой шкурки, — и жадно я втягиваю ее в себя.