Ксавьер вздохнул и закрыл глаза.
— Ты была такая жалкая, кожа да кости. И такая мучительно молодая.
Я задумалась над его словами. У него была жена. Он вырастил двоих детей. Его внук был моим ровесником. Должно быть, я кажусь ему совсем ребенком. Какая горькая ирония! Ведь я кода-то учила его ходить!
— Я думал сказать тебе, в самом начале, когда ты была в больнице. Но когда ты не узнала меня, я подумал… может, оно и к лучшему? Разве ты сможешь не винить меня в том, что я бросил тебя там? Ведь я был единственным, кто знал…
Мой рисунок был закончен. Это был он. Измученный, внутренне сломленный старик с разбитым сердцем в глазах. Я всегда понимала вещи лучше, когда рисовала. Улыбка Ксавьера умерла в Темные времена. Мне предстояло воскресить ее, вытащить из стазиса и вернуть на место. Я встала.
Ксавьер с любопытством посмотрел на меня своими выцветшими зелеными глазами. Я улыбнулась до ушей.
— Ты стал такой высокий!
Он растерянно уставился на меня.
— Что, прости?
— Я всегда так говорю, — ответила я. — Это традиция.
Ксавьер с глубоким вздохом опустил глаза.
— На этот раз я сомневаюсь, что это правда. Возраст сгибает.
— Как и чувство вины, — кивнула я и положила руку ему на плечо. — Ты ни в чем не виноват. И я тоже. Просто так случилось.
Он поднял руку, на мгновение накрыл ею мою, потом снова уронил.
— Я скучал по тебе, — прошептал он.
И тогда наконец из глаз у меня брызнули слезы.
— Я скучала по тебе, — пробормотала я. — Я скучала по всему, чего не было.
Какое-то время мы молчали. Я опустилась на колени и положила голову на подлокотник его кресла.
— Ну что ж, — сказала я. — Зато теперь ты сможешь снова вернуться в свою квартиру.
— Нет, — покачал головой Ксавьер. — Она твоя.
Я тоже затрясла головой.
— Я и не говорю, что собираюсь отсюда уезжать.
— Что это значит?
Я расправила плечи и посмотрела в его угасшее лицо.
— Это значит, что я наконец-то научилась принимать решения самостоятельно. Я больше никогда не буду покорно кивать и позволять другим навязывать мне свою волю. Я знаю, чего я хочу, и я хочу тебя. Я хочу, чтобы ты стал моим опекуном.
Ксавьер твердо покачал своей седой головой.
— Я не могу, Роуз. Это будет неправильно.
— Кто это говорит? Ксавьер, разве мы с тобой когда-нибудь делали что-нибудь неправильно? Я не дура, — добавила я, заранее отметая все, что он собирался мне сказать. — Я прекрасно знаю, что может, а чего не может быть между нами. Мы многое потеряли. Мы навсегда утратили ослепительное и всепоглощающее чудо первой любви. И это несправедливо. — Я не могла полностью скрыть бурлившие в голосе слезы, но очень старалась. Мне нужно было заставить его понять. — Это никогда не было справедливо. И я всегда буду оплакивать это, как и ты. Мои родители украли тебя у меня точно так же, как они крали мою жизнь. Но у нас было не только это. Мы все-таки были вместе. У нас с тобой было нечто гораздо более настоящее, такое, что не может убить ни время, ни разница в возрасте. Я знаю тебя, Ксавьер! Мы всегда были вместе. Сначала ты был моим младшим братом, потом стал лучшим другом. Чтобы затем превратиться в нечто гораздо большее. Так почему же мы не можем продолжить? Стать друг для друга чем-то еще? Я совсем одна. Ты нужен мне сейчас. Мне нужна моя семья. — Черт побери, я все-таки заплакала.
И тогда его слабые руки обвились вокруг меня.
— Ш-ш-ш-ш, ш-ш-ш. Все, все. — Он поцеловал меня в лоб с той же нежностью, с которой я целовала его, когда он был маленьким.
Я отстранилась и посмотрела на него.
— Ксавьер, ведь ты с самого начала сделал все, чтобы я почувствовала себя любимой! Моя студия, мое школьное расписание, Бегун Пустыни! — я глупо улыбнулась. — Призма. И я знаю, это ты гладил меня по волосам здесь, в этой самой комнате, после того, как Пластин напал на меня в подвале.
Он опустил глаза, и я поняла, что не ошиблась.
— Я знаю, ты сам хочешь быть со мной. Хочешь стать моей семьей. Единственное, что тебя останавливает, это мнение людей, которые сочтут это неправильным. Да гори они! Они не знают, что мы значим друг для друга. Я понимаю, тебе страшно думать о том, кем мы когда-то были друг для друга, как меня в шестнадцать лет привела бы в ужас мысль, что ты снова стал трехлетним. Но это все ушло. Та девочка умерла. Теперь есть я. — Не выдержав, я опустила глаза, набираясь сил от всех своих внутренних колючих шипов. — Неужели ты правда готов лишить меня единственной любви, которую я знала в жизни?
Читать дальше