Елена Саринова: Сотая бусина

- И как давно ее нет? - настороженно произнес второй голос, трогательно-приглушенный.

- Час уже с четвертью. Из окна со второго этажа тропинку не видно - деревья в саду мешают, а от чердачного сегодня кто-то стул отодвинул.

'Та-ак... Для обездвиженного кота ты, умник, уж больно шустрый', - справедливо заметила я из своей засады. Видимо, тоже самое несовпадение выявил и собеседник Зигмунда, потому что следующими его словами стали:

- А навстречу ей ты не выбегал?

- Навстречу? - опомнившись, переспросил его кот. - Ах, о чем ты говоришь, Глеб? В моем-то состоянии...

- Тогда я, пожалуй, сам пройдусь до этого... неспокойного пруда, - скрипнул мужчина старым креслом и затопал к двери, услышав вслед:

- А как же я?

- А ты пока медитируй дальше, - наставительно порекомендовал ему собеседник и вышел вон, чтобы тут же...

- Анис.

- Тише-тише, - прихлопнула я ладошкой рот своему гостю. - Не мешай Зене, - и за руку потащила беззвучно смеющегося мужчину к парадному входу, а потом вдоль дома - в свою личную 'лабораторию', занимающую одно на двоих с банькой приземистое бревенчатое здание в глубине сада. - Глеб, как же хорошо, что тебя сегодня занесла твоя некромантская 'нелегкая'.

- Я уже понял, - усаживая меня к себе на колени, преувеличенно тяжело вздохнул он и сощурил свои фиалковые глаза. - И давно ты такая разноцветная?

- Это ты сейчас про волосы или синяки? - тут же укусила я его за нос.

- Про волосы, конечно. Следы от лап явно свежие. Кто это: шушель? - бесцеремонно повернул он мою голову в сторону, чтобы получше рассмотреть шею. - Нет, погоди. Ты ведь на пруду была... Неужели, коряжник? Это ж вымирающий подтип. Анис, ты хоть в живых-то его оставила? Не спалила?

- Эх, сударь. Никакой от вас романтики. Вот если б был сейчас на твоем месте благородный рыцарь, так он бы тут же с мечом, как с оглоблей, понесся к пруду и вызвал бы этого деревянного беса на честный бой. А ты: ты его хоть не спалила? - скривясь, передразнила я Глеба.

- Угу, - весело оскалился мне в ответ некромант. - Был бы сейчас на моем месте благородный рыцарь, так он бы, в первую очередь трижды перекрестился, увидев на голове своей прекрасной дамы такую... экзотику. А я, наоборот, со всей ответственностью заявляю, что ты с этим новым цветом волос и их длиной стала еще соблазнительнее. И глаза твои сейчас светятся уж совсем невыносимо, прямо как два янтаря, если через них смотреть на огонь.

- Так уж и светятся? - смущенно зарделась я. - Ну хорошо. Я тебя прощаю и в знак этого великодушно разрешаю тебе исцелить мою недодушенную вымирающим подтипом шею.

- Тебе заклятие по быстрее или понадежнее?

- Нет, ты точно, не благородный рыцарь... Подумай, есть еще средства - более нежные и приятные... даже для магичек.

- А-а... Извини, Анис, уже исправляюсь, - дошло, наконец, до мужчины...

Вот в этом он весь, мой давний друг - столичный некромант Глеб Анчаров: 'Извини, забыл... Не трогай беса (кикимору, упыря и т.п.). Подумаешь, у него зубы (когти, яд и т.п.). Он ведь сильно редкий. Покусает и сам уйдет'. Дай ему волю, он бы всех этих 'нечистых' существ в особую книгу записал, и штрафы выправлял за несанкционированные на их персоны посягательства. Мы и познакомились то с ним при почти аналогичных обстоятельствах. Только я тогда была другая, шесть лет назад - совсем юная и дерзкая (дурная на всю голову). Под стать ему самому...

* * *

Еще почти год после смерти тетушки я тянула на себе всех ее бывших клиентов. Делала это на совесть, а иногда и с самоотдачей, но всегда чувствовала, что не мое это призвание - лечить людей. Вот у Зигмунда все получалось как-то само собой. Придет к нему страдалец, уляжется на верандную кроватку и все... Кот только пасть свою раскроет, а клиент уже 'благотворно' храпит, да так, что все стекла в нашем доме ему радостно аккомпанируют. Одно слово - баюн. Я его дел практически не касалась, числясь в зенином негласном штате 'ответственной за порядок приема', да изредка давая наводки по диагностике. Хотя, какое ему до таких мелочей дело, когда: 'сочетание моего неповторимого тембра голоса, прирожденного дара и мастерски выбранная тематика притчи действуют целительно на весь организм в целом'. Это, естественно, из Зигмунда цитата.

Не знаю, сколько бы еще это положение дел сохранялось, если бы в жизни моей тогдашней не произошли одна за другой две встречи, как выяснилось позже, судьбоносные, которые и привели меня к тому, чем я сейчас живу. Именно, что 'живу', а не занимаюсь, по долгу службы.

Мыло моя деятельная тетушка, конечно, варила. Снабжала им всю нашу округу, да еще и в Либряне заказы прихватывала. Но, времени у нее на это занятие всегда не хватало, и в один, как сейчас помню, пасмурный февральский день в полное мое распоряжение было передано налаженное производство и три проверенных десятилетиями рецепта. Рецепты были нехитрыми: мыло дегтярное (для женской гигиены), мыло банное (название само за себя говорящее) и мыло сугумное [13]. Последнее из трех перечисленных пользовалось большой популярностью среди местных рыбаков, так как начисто отбивало от их загорелых рук и других частей тела соответствующий профессиональной специфике запах. А еще отгоняло назойливый речной гнус, сильно осложнявший им жизнь. Отбивать и отгонять то оно, конечно, могло, но вот тот 'аромат', что взамен дарило. Как бы по мягче выразиться... Уж лучше бы пахло рыбой...Сами то заказчики были не в претензии. Они - народ неприхотливый. А вот я, уже будучи специалистом самостоятельным и жутко творческим, повдыхала - повздыхала да и засела, в конце концов, за потрепанный толмут под названием 'Целебные травы ладменской земли и не только земли', выискивая более благовонную замену этому любимцу кикимор. Таковая вскоре нашлась - чануш, прозванный в народе также 'сладким тмином'. И рос он совсем недалеко - на Заячьем лугу, сразу за мельницей (если верить карандашным тетушкиным каракулям-пояснениям на книжных полях). Что же касалось самого нашего мельника, уж больно спорной, на мой взгляд, фигурой он был - огромный мужик с наглым взглядом маленьких, близко посаженных глаз. Хотя, местным красавицам, похоже, такое сочетание животной силы и незамысловатости намерений сильно нравилось. И даже тот факт, что Наум схоронил двух своих жен, особо резвых невест никак не останавливал. Чего только стоила тропинка к нему (за огородами в обход и вдоль погоста), по своей утоптанности не уступающая дороге на деревенский развал...