Маргарет Стол - Прекрасный Хаос

— Чувак, смотри на азалии миссис Ашер. Солнце так печет, что они почернели.

Линк был прав насчет жары. По сведениям Фермерского альманаха, и Сестер, которые были ходячим альманахом Гатлина, это были самые жаркие дни в Гатлине с 1942 года. Но не солнце погубило азалии миссис Ашер.

— Они не сожжены. Они покрыты кузнечиками.

Линк высунулся из окна, чтобы рассмотреть получше.

— Не может быть.

Кузнечики объявились через три недели после Призвания Лены, и через две недели после худшей жары за последние семьдесят лет. Эти кузнечики не были такими, которых иногда находила Амма на кухне. Эти были черными, с желтой полоской на спине, и они передвигались роем. Они были как саранча, пожирая каждый дюйм зелени в городе, в том числе Зеленого Генерала. Статуя генерала Джубала А. Эрли стояла на коричневом круге мертвой травы, с обнаженным мечом и покрытым своей собственной черной армией.

Линк немного ускорился. "Это противно. Моя мама считает, что это одна чума из апокалипсиса. Она ждет обнаружения лягушек и когда вода превратиться в кровь"

Это было однажды, когда я не мог винить миссис Линкольн. В городе, построенным на равных частях из религии и суевериях, было сложно игнорировать беспрецедентное заражение кузнечиками, которые спустились на Гатли как черным облака. Каждый день выглядел как конец света. И я не собирался стучать в дверь миссис Линкольн и говорить ей, что это больше похоже на результат расколы луны моей девушкой и разрушения порядка вещей. У нас и так было достаточно трудностей убедить маму Линка, что его новая физическая форма была вовсе не результатом приема стероидов. Он уже и так посещал кабинет доктора Ашера дважды в этом месяце.

Когда мы подтянулись на парковку, Лена уже была там… и кое что изменилось. Она больше не водила машину Ларкина. Она стояла рядом с катафалком Мэкона в винтажной футболке U2 со словом "ВОЙНА" написанной поперек футболки, в серой юбке и своих старых черных кроссовках. Были свежие чернила вокруг пальцев. Это просто сумасшествие, как катафалк и пара кроссовок могут подбодрить парня.

Миллионы мыслей пронеслись в моей голове. Когда она посмотрела на меня, как ни один другой человек на земле. Тогда я посмотрел на нее, я отметил каждую ее деталь, в то время как остальные исчезли. И я становился самим собой, когда мы были вместе.

Это невозможно было выразить словами, и даже если бы я мог, я не был уверен, что словами были бы правильными. Но я и не должен был попытаться, потому что Лене и мне никогда не приходилось говорить, что мы чувствуем. Мы могли подумать и с помощью кельтинга передать это.

Привет.

Чего так долго?

Я вылез из машины, на футболки сзади уже появилось пятно пота. Казалось, у Линка был иммунитет к жаре, одна из привилегий Инкубов. Я скользнул в объятья Лены и вдохнул её аромат.

Лимоны и розмарин. Аромат, за которым я следовал через залы Джаксона, до того как я впервые увидел ее. Единственный, который никогда не исчезал, даже когда она уходила в темноту и прочь от меня.

Я наклонился ниже осторожно, чтобы поцеловать ее, не дотрагиваясь до другой ее части тела. В дни, когда мы больше прикасались друг к другу все меньше я мог дышать. Физический эффект от прикосновения к ней усиливался, и не смотря на то, что я пытался это скрыть, она знала это.

Я чувствовал толчок как только наши губы встречались. Вкус ее поцелую был таким безупречным и удар от ее кожи был таким сильным, что моя голова всегда кружилась. Но сейчас появилось что-то еще — чувство, что она вдыхала мое дыхание… каждый раз когда наши губы встречались, словно дергали за невидимую нить и я не мог себя контролировать. Лена выгнула шею и потянулась прочь до того, как я смог двигаться.

Позже.

Я вздохнул и она послала мне воздушный поцелуй.

Но, Ли. это будет…

Целых девять часов?

Да.

Я улыбнулся ей, и она покачала головой.

Я не хочу чтобы ты провел первый день школы в медпункте.

Лена волновалась обо мне куда больше, чем я сам. Если что-то случалось со мной — большой вероятностью которой было то, что стало труднее поцеловать ее и намного сложнее держаться дальше — меня не заботило. Я не мог остановиться не думать о прикосновениях к ней. Вещи изменялись. Те чувства — боль не была болью — была даже тогда, когда мы были не вместе. Должно было быть название этому, прекрасная боль обычно заполняла пустоту, которую я чувствовал.

Найдутся ли слова, способные описать это? Быть может,"страдание" подойдет? Может, так и было придумано это слово? Да вот только я чувствовал его у себя в животе, в голове, в каждом уголке своего тела.