Айзек Марион - Новый голод

И это не зверь.

— Писто…леты, — хрипит он.

Они безучастно смотрят на него.

— Слишком… много… писто…летов.

Он идет прочь от эстакады, и, после короткого замешательства, движется вперед, ослепленный своей решимостью. Остальные следуют за ним. Большой мужчина идет рядом с ним, с любопытством на него поглядывая. Высокий человек смотрит на него в ответ, не мигая.

— Имя? – хрипит он большому мужчине.

Лицо большого мужчины становится обеспокоенным, словно его попросили сделать что—то противоестественное. Наконец, он издает звук.

— Мммм…

Высокий человек кивает.

— Ррррр.

Мужчина кивает в ответ. Они продолжают идти.

— Ты НЕ мертва!

Нора смотрит на призрак внизу. Золотые волосы, голубые глаза, светлая кожа – как ангелы на обертках свечей ее матери, только у ангелов нет крови на подбородке.

— Мы едем в Южную Каскадию!

Призрак отдаляется, становится меньше.

— Ты не мертва! Ты можешь ехать с нами!

Нора моргает и призрак исчезает. Она одна на мосту, смотрит на опустевшую местность. Какое—то время она стоит там, наблюдая, как призрачный грузовик исчезает вдали. Ветер приносит к ее ногам жестяную банку из—под пива, запутывает пыль ей в волосы.

— Что мы ищем? – настаивает Аддис.

— Хороших людей.

Спотыкаясь, она спускается с перехода, несколько минут идет вперед, а потом останавливается. На дороге что—то лежит.

— Где—то есть хорошие люди.

— Ты уверена?

Солнце отсвечивает от зеркал, бамперов и оберточной фольги тридцати кубиков, разбросанных по тротуару. Она собирает кубики в пакетик, и идет.

— Должны быть, хотя бы один или два.

Она идет, пока не садится солнце. Спит в машине. Просыпается на рассвете и снова идет. Она думает о волейболе. Его простоте: удар, мяч, подача. Осталась одна ясная мысль: теперь ее цель – стать хорошим человеком. Чтобы ее брат гордился ей. И чтобы найти способ спасти его.

А пока Нора Айналем Грин просто идет. Ей шестнадцать лет, семнадцать. Двадцать. Она ищет лекарство от чумы, от проклятия, от наказания – люди никогда не договорятся, как называть это. Она будет искать многие годы, пока не забудет об этом городе, пока не забудет о том, что когда—то у нее была семья, и не начнет думать о себе, как о растении, непрошено проросшем сквозь асфальт на пустой автостоянке. Но она знает, что, даже оказавшись одна в сухой пустыне, она дождется дождя. Может быть, придется ждать долго, но не вечно. Нора лучше многих знает, то ничто не длится вечно. Ни жизнь, ни любовь, ни надежда. Так почему бы не добавить в этот список смерть, ненависть и отчаяние?

Ничто не вечно. Даже конец света.