Ольга Гусейнова - Внешность - это не главное!

– Прости меня, Лель, я пыталась отговорить отца от этого мероприятия, но он, если что-то решил, с пути не свернет.

– Да ладно, мам, я все и так про него знаю! Да и про себя тоже! Так хоть чем-то полезной буду семье.

– Лель, не говори так. Не рви мне душу! Это я виновата, что ты такая. В то время, когда я носила тебя, со мной непонятно что творилось. Отец был полгода на Хартане, и я так переживала за него. Все время меня грыз страх потерять его. Слишком боялась, что император предаст его, погубит мою любовь и убьет моего мужчину... Я... Я заразила этим страхом тебя, родная, моя маленькая девочка. Этот груз вины я буду нести всю оставшуюся жизнь.

Я привстала и обняла маму, чувствуя себя еще хуже от того, что она страдает из-за меня:

– Не волнуйся, мам, я справлюсь! Ведь со мной будет Лиси и охрана.

– Я переживаю не об этой экспедиции, хотя она меня тревожит не меньше. Я переживаю о твоей дальнейшей судьбе.

Я молча посмотрела на нее, предчувствуя новые, не слишком приятные сюрпризы на сегодня. Несмотря на то, что ее возраст уже давно перевалил за сотню, ее лицо было идеально чистым и гладким. В нашем роду даже первая седина появляется на второй сотне лет. Мама очень тщательно следила за собой и нас обязала заботиться о собственной внешности. Принцессы должны быть идеальны во всем. Нервничая, она чуть отстранилась, наморщила лоб и осторожно начала:

– Нам с отцом поступило предложение... Просьба... О твоей руке... хм-м-м, возможности твоего замужества.

У меня загорелись глаза от любопытства и надежды. А мама отвела свои голубые прозрачные глаза.

– И кто же этот храбрец, что решился взять меня в жены?

– Байрен Турвасу, он богат и знатен.

– Да? А сколько ему лет, что-то я не встречала его на балах и приемах знати?

– Хм-м-м, ему двести девяносто семь, но он весьма и весьма бодр. Еще!

– Ты что шутишь, мама? Ему в лучшем случае три года осталось до кончины, дольше трехсот слишком мало кто живет. То есть, я буду женой практически мумии?

– Лель, зато ты очень скоро освободишься от него и станешь молодой и красивой вдовой, избавленной от ношения надири. Тогда все оценят твою красоту и возможно, количество желающих на твою руку увеличится.

– Знаешь, мама, я не считаю красоту своим главным достоинством и... и... вообще, я устала и хочу спать. Мне завтра вылетать утром с Лиси и...

– Да, я поняла тебя, родная. Прости. Когда вы вернетесь, мы поговорим обо всем этом. Будьте осторожны, Лель, и держись рядом с сестрой, она защитит если что.

– Хорошо, мама! Я буду осторожной, в этом можешь не сомневаться!

Она еще раз склонилась надо мной и, чмокнув в щеку, удалилась со скорбным видом. Как будто из комнаты тяжелобольного вышла. И так стало обидно, что слезы непроизвольно выступили на глазах.

Раздевшись полностью, я улеглась спать. Ничего не хотелось сегодня. Ни готовить, ни заботиться о своей семье, а уж тем более, слушать язвительные замечания сестры, ловить печальные виноватые взгляды матери и видеть тщательно скрываемое презрение в глазах прислуги, которая могла сравнивать божественную Лисиану со мной, недоделком. Ну и пусть, я все о себе знаю сама. Я справлюсь. Должна справиться!

Я металась по номеру отеля, не в силах успокоиться и сесть. На Тарт в звездной системе Никей мы прилетели еще неделю назад, и все это время Лисиана настойчиво, словно штурмовик класса А, обрабатывала Тервиаля Соя, владельца открытых им залежей нового энергоносителя для двигателей межзвездных кораблей. Да и не только для них.

Тервиаль, пытаясь оградить себя от различных прихлебателей, выбрал путь наименьшего зла и уже вел переговоры с Союзом Корсаров, представляющем собой несколько миров, заключивших союз о защите своих территорий, очень ревностно хранящих свои границы и отличающихся повышенной возбудимостью к любым поползновениям их нарушить.

Тервиаль решил, что Корсары более удобные союзники, чем доргары или имперцы. Да и далеко до них, а союз близко. Лисиана уже извелась вся, пытаясь обаять Тервиаля, но он был верен своей жене. Она перебрала тысячу вариантов его обработки, но я со свойственной мне осторожностью раскритиковала каждый, найдя много прорех в ее планах. Отчего она все больше бесилась и раздражалась.

Сегодня Лисиана, потерявшая всякое терпение, ушла рано утром, ничего не сказав мне, и вот уже несколько часов я не находила себе места, мучаясь от страха и неизвестности. Пытаясь, справится с ними, на всякий случай собрала большую часть вещей и попросила отправить их на борт нашего корабля "Крусон". Оплатила проживание в самой дорогой гостинице, или как тут их называют – присутственном доме. С трудом проглотила обед и вот уже час тренировалась, бегая из одного угла в другой.