— Все, пойдем. — Он попытался оторвать девушку от себя, но сделал лишь хуже. — Забери ее рюкзак, пожалуйста.
На новые «живые открытки» мы больше не обращали внимания: прошли сквозь приезжий цирк-шапито, мимо красочной тележки с мороженым, мимо огромной делегации высокопоставленных лиц со значками в виде кроваво-красного развевающегося флага на груди. Василиса не унималась.
Выход из Локи не оставил и следа на физическом теле — ни тошноты, ни головокружения, ни боли.
В очередной раз пришлось изображать страсть, а скулящую Васю запихивать в ближайший тенистый куст. Дворецкий планировал аккуратный выход: сначала мы двое выглядываем, и если никого нет, забираем Василису, и возвращаемся окончательно. Другой вариант, в принципе, и не рассматривался. Но кто ж мог знать, что девушка расклеится до такой степени?
— Ей нужно успокоительное и сон, — кивнул на Васю Дворецкий.
— Как и мне, — я потерла глаза. — Тащи ее на кровать и вызывай врача.
Спустя полчаса я лежала в постели. Вымотанная и вымытая. Дворецкий мялся у окна.
— У тебя много дел? — Спросила я сквозь зевок. Казалось, на Антона незримо улеглась васильковая пыль Локи, оттеняя родную синеву под глазами.
— Еще только полдень.
— Ложись спать, — промямлила я, хлопая рукой по подушке. — Все не переделаешь. — И отключилась.
7 мая.
Проснулась я от жары. Было очень тяжело дышать. Я попыталась изменить положение и обнаружила источник дискомфорта.
Дворецкий, поправ все нормы приличия, абсолютно неромантично пускал слюну на подушку. Соседнюю с моей подушку! На моей кровати! Еще и руки раскинул!
— Вообще уже с ума все посходили, — бурчала я, выбираясь из-под одеяла, — ум есть, а совести не надо…
В дверь аккуратно постучали.
Я оглянулась, чтобы еще раз убедится — тот, кто имеет привычку стучать именно таким образом, продолжал дрыхнуть на чужой кровати.
Дверь открылась, являя мне образ бледной поганки — такой бесцветной я видела Василису в день похорон Олеси.
— Боже, что случилось?!
— Где Антон? — Совершенно безразлично спросила Вася, словно и не хотела узнавать.
— Спит, — я махнула рукой, показывая одновременно, в каком направлении смотреть, чтобы убедиться в правоте моих слов, и что мне абсолютно безразлично, чем он там занят. Но говорила почему-то шепотом.
— Выйди, — девушка пошатнулась, а Генрих, который все это время стоял рядом, заботливо поддержал под локоток.
— А может, ты зайдешь? — Я сомневалась в способности Василисы думать трезво, поэтому кинула Генриху молящий взгляд. Тот лишь покачал головой.
Ну, я и вышла, притворив за собой дверь. И откуда столько заботы о ближнем, которого я уже не боюсь, но все равно коленки дрожат?
Генрих широко улыбнулся и слегка повернул девушку. Пистолет… В Василисину спину упиралось дуло начищенного до невозможного блеска оружия.
— Что…
— Молчать.
Я замолчала. Послушалась мальчишку с абсолютной недоброй чернотой во взгляде. Даже голос его звучал слишком взросло — прокуренный, наглый.
— Идем, — снова скомандовал голос. На задворках сознания мелькнуло предупреждение — «Гипноз!» и погасло, словно лампочка перегорела.
Мысли потекли лениво, но все в одном — правильном — направлении: надо крикнуть и разбудить Антона, надо крикнуть и позвать охрану. Надо узнать, чем занимаются эти бездари, если тут дочь главы государства «Куяльник» в заложники взяли?
Голова думала, а ноги делали шаг. Один, другой, третий… все дальше и дальше от двери, все ближе к холодному и безразличному мрамору лестниц.
Пару раз пыталась вырваться из объятий морока. Вернуться в безопасную зону.
Мама любила говорить: «За буйки не заплывай!»
Почему бы мне сейчас не повернуть назад, не ухватиться за спасательную соломинку?
Ничего не помогало — я продолжала идти, куда указывали. Ногам было тепло и мягко ступать по ковровому ворсу, потом еще приятнее чувствовать прохладу камня, затем принимать грубые ласки от мелкого гравия, которым так любили посыпать дорожки в саду. Все вокруг было ленивым и монотонным, как мы с Васей.
Охрана бдела, но судя по горящим глазам, люди были где-то далеко от реального местонахождения. Странно, но мне хватало сил замечать детали: музыку из цокольных этажей, смех проходящей мимо нас пары, по-детски невинный жест Василисы, когда она вытирала слезы рукавом кофты. Детали аккуратно складывались в стопочку, не желая склеиваться в общую картину. Казалось, так и будут лежать, пока руки до них не дойдут.
Читать дальше