Акива испытывал к себе презрение и его мучили угрызения совести. У него было такое чувство, что его будто разрывает изнутри на части, и он теряет себя, частичка за частичкой — каждую секунду в него впиваются зубы отчаяния, оно же бьет кулаком в живот, а перед глазами так и стоят кошмарные видения того, что он сотворил. В этот самый момент, Кару могла бы стоять по щиколотку в пепле и прахе, оставшемся от ее народа, одна среди черных руин Лораменди — или того хуже, что она оказалась с одной из таких тварей, как Разгат, который повел ее обратно в Эретц — и что тогда с ней станется?
Он должен был последовать за ними. Кару просто не понимает. Мир, в который она возвращалась, уже не был таким, как в ее воспоминаниях. Ей там не удастся найти ни помощи, ни утешения — только тлен и ангелов. Там, где химеры прежде жили привольно, повсюду сновали патрули серафимов, а химеры были теперь в цепях и их гнали на север под хлыстами работорговцев. Ее бы обязательно заметили — кто бы мог пройти мимо девушки с лазурными волосами, летящей плавно и без крыльев? Ее убьют или пленят.
Акива должен найти ее прежде, чем это сделает кто-нибудь другой.
Разгат утверждал, что ему известно, где найти портал, и, учитывая то, кем он был, одним из Падших, возможно, так оно и было. Акива пытался отследить эту пару, но безуспешно, да и, в конечном счете, у него не было иных вариантов, кроме как повернуть обратно и лететь к порталу, который он сам будет открывать для себя заново: один такой был как раз сейчас перед ним. В то время, пока он летел над океанами и горами, тратя впустую драгоценные минуты, могло случиться все что угодно.
Он сделал себя невидимым. Плата была невелика. Магия небезвозмездна — ценой была боль, которую в изобилии давала старая рана Акивы. Не составило труда воспользоваться этой болью и обменять ее на то количество магии, которое требовалось ему, чтобы стереть себя с небесного фона.
А затем он отправился домой.
Смена пейзажа произошла едва ощутимо. Горы здесь выглядели очень настоящими, хотя в человеческом мире где-то вдалеке мерцали огни Самарканда. Здесь же не было никакого города, а только сторожевая башня на вершине, за парапетом которой туда-сюда шагала пара серафимов, неся дозор. А в небе, как и гласила правдивая легенда об Эретце: две луны — одна светлая, а другая, всего лишь призрак своей сестры, едва видна.
Нитид, яркая сестра, была богиней химер, покровительницей почти всего — за исключением наемных убийц и тайных возлюбленных. Эта доля выпала Эллай.
Эллай. Завидев ее, Акива напрягся.
«Я знаю тебя, ангел», — будто шептала она.
Но разве он не жил месяц в ее храме, упиваясь ее священной весной, и даже истекал кровью, когда Белый Волк его почти убил?
«Богиня наемных убийц испробовала вкус моей крови», — думал он, и Акива не удивился бы, если бы та ей понравилась, и она захотела еще.
«Помоги мне увидеть, что Кару в безопасности, и ты можешь забрать всю мою кровь до капли».
Он торопился, летел на юго-запад, страх подталкивал его и переходил в панику, поскольку солнце уже взошло, и Акива мог прибыть слишком поздно. Слишком поздно и...что? Найдет ее мертвой? Он вновь и вновь переживал казнь Мадригал: вспоминая, как ударилась об пол ее голова и остановилась, благодаря рогам, откатившись от эшафота. И теперь перед его мысленным взором была уже не Мандригал, а Кару, та же душа в другом теле, и теперь нет уже никаких рожек, чтобы остановить голову от падения с помоста, только голубой шелк ее волос. И хотя сейчас у нее глаза были черными, а не карими, в них точно таким же образом погаснет жизнь, сколько в них не вглядывайся, они будут мертвы, и она, возможно, исчезнет. Вновь. Снова и навсегда, потому что теперь рядом не будет Бримстоуна, чтобы воскресить ее. С этого самого момента, смерть означала только смерть.
Если он не доберется. Если он не разыщет ее.
И вот, наконец-то, город предстал перед ним: точнее то, что осталось от Лораменди, города-крепости химер. Обвалившиеся башни, разрушенные зубчатые стены, обугленные кости, все превращено в поле пепла. Даже железные решетки, которые когда-то защищали от опасностей извне, были раскурочены так, будто их вскрыли руки богов.
Акива ощущал, будто захлебывается собственными чувствами. Он полетел над руинами в надежде увидеть, как промелькнет голубое пятнышко среди этого моря серого и черного, которое стало его собственной чудовищной победой, но он так ничего и не разглядел.
Кару там не было.
Читать дальше