Юлия Рокко - Там высоко, у райских врат... (СИ)

Он собирался ее оттолкнуть, но ощущение упругой, нежной плоти под ладонями оказалось столь упоительным, что Люцифер помимо воли прижал девушку к себе, а остальное... было предрешено.

***

Его губы отняли мою жизнь, наполнили ее огнем первозданного счастья и вдохнули обратно. Я захлебнулась восторгом, исступленно выкрикивая: «Да!».

– Ты – моя неизбежность. – Зашептал он мне в губы, лихорадочно целуя и срывая незамысловатую домашнюю одежду, – неизбежность...

Его признание... оно затопило меня наслаждением. И наслаждение росло по мере того, как его руки и губы древним, как само мироздание, волшебством уничтожали воздвигнутые меж нами недобрым небом стены.

***

Суть любви – падение. На какой бы стороне ты ни играл, посвящая свою жизнь праведности или пороку, познавая ее, ты паришь на потоках обжигающего ветра, уже предчувствуя ликующей душой неизбежность сладостного падения. Но в этом падении ты обретаешь радость долгожданного единения, ты учишься видеть мир по-новому, обретать счастье в самоотречении и находить смелость желать невозможное. Только падая, ты расправляешь свои крылья, наполняешь их силой и, презрев силу тяготения, совершаешь свой первый полет. И в этом благословенном полете ты не один!

***

Мы рухнули на ковер. До кровати было не больше пары шагов, но сделать их оказалось выше наших сил. Я выгнулась под его опьяняющей тяжестью... помогая избавиться от одежды... расстегивая брюки... с хриплым стоном сжимая пульсирующую плоть. Страсть пела в крови оглушительную арию покорения, и мы вторили ей стонами едва переносимого наслаждения. В этот момент я напрочь утратила связь с реальностью, забыла о должно быть спешащем с работы муже, забыла о спящем в соседней комнате ребенке, забыла о тонких стенах и любопытных соседях. Был только он, мой Люцифер. Люк, как я звала его в далекой прошлой жизни, мой первый и единственный мужчина.

***

Он развел ее колени и, не имея сил терпеть, отодвинул в сторону тонкую полоску трусиков, тут же погрузившись в жаркую глубину до самого упора.

Ритм его был размерен и беспощаден. Толчки яростны и грубы. Но поцелуи... Поцелуями он выпивал ее боль, умоляя принять его долго сдерживаемую страсть в этой первобытной исступленности. И она принимала. Задыхаясь и умоляя дать еще...

Когда они достигли завершения, и ласковая бездна бесконечные мгновения осторожно качала их в своей колыбели, Люцифер прижал Еву к своей груди и крепко держал, ожидая, пока поток беззвучных слез не изольется из ее удивительных глаз.

И даже позже, освободившись от гнета неодолимого желания, он не мог оторваться от нее, неустанно скользя благоговеющими руками по теплой, влажноватой коже, целуя тонкие трепетные веки, похищая дыхание с припухших улыбчивых губ.

***

– Мама! – Донесся из детской звонкий голосок, а следом раздался легкий топот маленьких ножек.

– Я буду рядом, – пообещал Люк и исчез, оставив меня один на один с напомнившей о себе реальной жизнью.

Через полчаса пришел муж. Он всегда отличался довольно большими сексуальными аппетитами, на зависть многим моим приятельницам и, признаться, мне нравилось чувствовать себя желанной, но это было до того, как вечная жажда чего-то большего вдруг обрела конкретные черты, и вернувшаяся память не превратила все то, чем я жила многие годы в нечто суетное и незначительное. Я любила своего мужа, но, скорее, как родственника, как отца своего ребенка. Той всепоглощающей сердечной тяги, которую я испытывала к Люку, никогда не было, да и не могло быть между нами.

Я с ужасом ждала ночи не потому, что не знала, как избежать нежеланной близости, а потому, что вина и отвращение к самой себе, заслуженно терзавшие меня, грозили стать еще сильнее, когда мы с Сашей ляжем в супружескую постель. Я понимала, что в случившемся нет его вины, что по какому-то чудовищному року ему в жены попалась, возможно, единственная во вселенной женщина, бесчисленное число лет безоглядно влюбленная не в кого-нибудь, а в ангела, в создание столь прекрасное и совершенное, что соперничество с ним, занятие глупое и пустое.

От самого рождения я была порченым товаром, а он любил меня, заботился, желал.

Пришлось соврать о том, что разболелись зубы, – приплести классическую отговорку про головную боль отчего-то казалось слишком циничным. Поворчав немного, муж уснул, а я еще долго лежала без сна, воскрешая в памяти те безумные минуты, проведенные в объятьях Люцифера на нашем стареньком ковре.